|
Отражение, которое мы получаем и как результат, продукт познавательных действий, мыслительных действий в любой их форме, и как то, что управляет этими действиями, имеет свою особенную характеристику. Это психическое отражение в форме понятия, а еще точнее — в форме значения. Подчеркну, что это — не некий обобщенный чувственный образ, а понятие словесное. Я словесное понятие буду дальше называть термином «значение». Само собой, языковое значение. Таким образом, мы должны констатировать, что в ходе развития познавательных действий изменяется также и то обобщение, которое возникает как субъективный продукт этого действия и, вместе с тем, как то, что дальше участвует в этом процессе, управляет им или, можно даже сказать, движется в этом процессе. Тогда психологическое, субъективное основание этого преобразования, самого развертывания действия, течения этого познавательного действия, то есть действия мышления, мы находим в психическом отражении в форме значения. Так и говорят: субстратом мышления как субстратом сознания является значение. Можно сказать, что основанием, которое позволяет произойти трансформации внешних познавательных действий во внутренние познавательные действия, является значение, то есть языковое, словесное понятие. Таким образом, с этой стороны, я еще раз это повторяю, мышление выступает как движение значений, как действия со значениями, иначе говоря, с понятиями. Не с чувственными образами, а со словесными понятиями-значениями. Субстрат мышления и субстрат сознания совпадают — это язык. Вот почему мы, когда говорим о мышлении, говорим о речевом мышлении. Это познавательный процесс посредством словесных обобщений. Вот в силу чего может происходить дальнейшая трансформация внешних процессов, уже опосредствованных языковыми значениями, в процессы внутренние, интериоризованные. Я хочу при этом отметить некоторые положения, которые характеризуют процесс перехода от внешнего, «умного» действия к внутренним процессам мышления. Ну, прежде всего, сам язык, сами причалы, так сказать, понятий, носители, субстраты обобщений, сами значения выступают очевидным образом во внешней форме. Я говорю о внешней форме языка, и так же я могу сказать о внешней форме речи. Я пока здесь не различаю этих двух понятий. Все дело в том, что язык развивается не спонтанно, изнутри. Он развивается обязательно в общении, и это одинаково справедливо исторически и онтогенетически. Ну, как может развиться, возникнуть вообще речь, а, следовательно, овладение языком (это другое выражение того же самого) у ребенка, в каком процессе? В общении. А какой это процесс — внешний или внутренний? Внешний. Это же очевидно. Ребенок встречается со значениями языка в речевом общении с другими. Совершенно так же и в начале человеческой истории речь, по-видимому, может идти только о внешних формах языкового общения, о внешних формах употребления языка, безразлично, посредством жеста или посредством звукового языка. Но посредством языка нечто передается. А чтобы быть переданным посредством языка, средство передачи должно иметь какую форму? Внешнюю. Едва ли можно всерьез отнестись к гипотезе о возможности передачи чего-нибудь без субстрата, без внешнего носителя. Это магическая телепатия. Я, конечно, шучу. — 400 —
|