|
Дело в том, что особое звуковое содержание предъявляет и особые требования к механизму слухового восприятия, к работе слухового восприятия. Вот оно-то и требует работы сложной слуховой системы человека. Что же это за особое слуховое содержание? Я укажу главнейшее содержание, самое важное, не заботясь сейчас о том, можно ли обнаружить еще какое-нибудь собственное звуковое содержание. Наверное, можно. Итак, главное — есть двоякое содержание, которое образует как бы действительно звуковой мир. И то и другое содержание, кстати говоря, — это человеческое содержание. Вы догадываетесь, наверное, о чем я думаю, говоря об этом собственном звуковом содержании? Не признак, не раздражитель, не сигнал, а собственное звуковое содержание. Я имею в виду, во-первых, речь и, соответственно, речевой, звуковой, слух, звучащую речь, не письменную, не кинестетическую, а звуковую, нашу обыкновенную речь. Речь с помощью звукового языка, на основе звукового языка, посредством звукового языка, такого, на котором говорит современное человечество или подавляющая часть современного человечества. И второе содержание, собственно звуковое. Вы догадываетесь, конечно. Это мир музыки. Итак, звуковой мир музыки. Речь идет о восприятии этого специального звукового, если можно так выразиться, объекта, музыки не в смысле сигнальности звука — свистка или какого-нибудь другого сигнала. Нет. Музыки. Скажем, инструментальная музыка. Скрипка. Это целый мир, производимый человеком, исторически развивающийся, образующий особый предмет. Он не вещественный, хотя и материальный, то есть он выражается в колебаниях воздуха. В этом смысле он вещественный, материальный. Но его содержание — оно сверхчувственно в том смысле, что речь идет не о колебании, а о движении мелодии. Что-то выражающее, что-то передающее, на что-то подвигающее человека. Это музыка как искусство, как творчество. И это опять та же речь, которая составляет целый самостоятельный, самоценный мир. Вот я прислушиваюсь к языку — я был в Венгрии — к венгерскому языку. Я не понимаю ни одного слова. Но вот вслушиваюсь, чтоб схватить какую-то характеристику, выразительную сторону этого языка, правда? Он сам по себе акустически содержателен, и я пытаюсь представить это акустическое содержание абсолютно неизвестного мне языка, кстати, чрезвычайно резко выделяющегося на фоне других европейских языков. Вы это знаете, вероятно, — это особый язык. Поэтому попытка понимания хотя бы кусочков, хотя бы смутного понимания с опорой на романские или германские языки не приводит к успеху. Просто потому, что это другой язык. Он очень сложный, он своеобразный, и я могу сейчас говорить о «лице» этого языка. У меня есть образ этого языка. Этот образ относится к предметному миру, который он выражает? Нет. Это так, как к музыке, к самому звуковому содержанию. Я бы сказал — я уже несколько раз употреблял сочетание этих терминов — звук как объект, правда? — 223 —
|