|
Наиболее известные боги-трикстеры архаической Европы — Локи, Гермес и Прометей. Поскольку эти образы неоднократно перерабатывались в сочинениях разных литературных жанров, они приобрели более сложные личностные черты, чем у трикстеров коренных жителей Америки и Африки. Древнескандинавский Локи, например, сначала был одним из враждебных богам гигантов (йотнаров), а затем был «усыновлен» богами (асами) и, кажется, вполне благополучно вписался в общество Асгарда. Он составляет Тору компанию в его похождениях и периодически оказывает ему поддержку, развлекает богов своими шутками и помогает им своим острым умом так же часто, как причиняет неудобство своими проделками. С другой стороны, Локи как «отец чудовищ» — роль, на формирование которой, по всей видимости, оказала влияние средневековая книжная традиция, — представляет собой источник величайшей угрозы стабильности мира богов. И в конце концов эта темная сторона одерживает верх, и Локи постепенно превращается в дьяволоподобную фигуру — возможно, в значительной мере благодаря разрушительному влиянию христианства, заинтересованного в «сатанизации» этого трикстера. В сохранившихся источниках по греческой мифологии упоминаются два божественных трикстера — Прометей и Гермес, которые, однако, лишены того подчеркнуто беспокойного, вносящего в мир сумятицу и создающего проблемы характера, который присущ Вакдьюнкаге и Локи. Отношение греков к обоим этим фигурам всегда последовательно положительное. Прометей — великий основатель культуры, который принес на землю огонь и связанные с ним ремесла; жертвой его надувательства является Зевс, и действует он всегда в интересах людей. Гермес, вопреки ассоциации с воровством и с тайными махинациями, — Браун подчеркивает родство этих двух категорий, которое видно, например, по однокоренным английским словам «steal» и «stealth» (значения обоих этих слов выражаются греческим корнем klept-), — обычно оказывает скорее благоприятное влияние на дела людей. Кажется почти парадоксальным, что «бог воров» являлся одним из наиболее популярных греческих божеств. Ясно, что в глазах греков его многочисленные «полезные» атрибуты перевешивали отрицательные ассоциации, связанные с его трикстерством. Чтобы понять, каким образом разнородные атрибуты, которые мы видим в европейских божествах-трикстерах, не только уживаются в одном образе, но и взаимодействуют между собой столь успешно, что имеют самое широкое распространение, может быть полезно сочетать теорию архетипов Юнга с другими теориями, которые возникли в ходе антропологических, фольклористических и религиозных исследований и могут больше сказать о характере социокультурной и духовной реальности. При упрощенческом применении такой идеа-листистической и элитарной модели, как юнговская, мы подвергаемся риску впасть в редукционизм, сводя относящиеся к различным культурам проявления к одному шаблону и таким образом обесценивая различия и специфические качества каждой из этих культур. Используя юнговскую теорию архетипов для анализа тех или иных культурных явлений, лучше придерживаться представления Сторра об архетипе как о матрице, достаточно гибкой, чтобы позволить каждой из локальных культур специфически преломлять первоначальный образ. Получающиеся при таком преломлении многообразные варианты и будут истинными объектами нашего исследования. — 104 —
|