|
Защищая отвергнутую рефлексологами категорию сознания, ее немногочисленные приверженцы надеялись наполнить ее новым содержанием. Но каким? К марксизму обращались с целью «примирить» три главных противопоставления, сотрясавших психологию и воспринимаемых как симптомы ее грозного кризиса. Споры вращались вокруг вопроса о том, как соотносятся телесное (работа организма) и внутрипсихическое (акты со знания), объективное (внешне наблюдаемое) и субъективное (в образе, данном в самонаблюдении), индивидуальное (поскольку сознание неотчуждаемо от индивида) и социальное (поскольку личное сознание зависит от общественного). Эти антитезы возникали перед каждым, кто отважился вступить на зыбкую почву психологии. Взятое К.Н. Корниловым из арсенала экспериментальной психологии понятие о реакции родилось в попытках примирить указанные антитезы под эгидой диалектического материализма. Реакция и объективна, и субъективна, и телесна, и нематериальна (хотя способность материи являть особые нематериальные свойства – это нечто рационально непостижимое). Она индивидуальна и, в то же время, представляет собой реакцию на социальную (точнее, «классовую») среду. Разъятые и противопоставленные друг другу ряды явлений сцеплялись в общем понятий (с расчетом на то, что они не утратят при этом своей специфики). В таком подходе усматривалось преимущество марксистской диалектики, одним из стержневых начал которой служит принцип диалектического единства. С тех пор ссылка на диалектическое единство стала «палочкой-выручалочкой» во всех случаях, когда мысль не могла справиться с реальными трудностями выяснения связей между различными порядками явлений. Термин «единство» в лучшем случае намекал на неразлучность этих связей. Но сам по себе он не мог обеспечить приращение знаний об их динамике и логике, детерминационных отношениях. При всей ограниченности методологических ресурсов реактология Корнилова открыла путь к новым контактам психологии с марксизмом. Интересна и позиция Л.С. Выготского. Говоря о важности для психологии обрести новую методологию, он подчеркнул: «Работы Корнилова кладут начало этой методологии, и всякий, кто хочет развивать идеи психологии и марксизма, вынужден будет повторять его и продолжать его путь. Как путь эта идея не имеет себе равной по силе в европейской методологии». Это писалось не в 1924 году, когда Выготский был принят на работу в институт, где директорствовал Корнилов, а в 1927 году, когда он, Выготский, как свидетельствует процитированная мысль, пришел к принципиально иному, решительно отличному от корниловского, пониманию отношений между философией и конкретной наукой – с одной стороны, природы и структуры самой этой науки – с другой (см. ниже). Тем не менее, именно реактология идентифицировалась в тот период (середина 20-х годов) с марксизмом в психологии. Нapяду с ней процветала, как сказано, рефлексология, освященная великим авторитетом В.М. Бехтерева. Обе они совместно с учением И.П. Павлова воспринимались на Западе как «русские психологические школы». Так их назвал в известной книге «Психологии 1930» Карл Марчесон, предоставив в ней слово наряду с Адлером, Келером, Жане и другими знаменитостями Павлову, Корнилову, а от имени рефлексологии Бехтерева (к тому времени, как тогда, да и позднее, предполагали, отравленного по распоряжению Сталина за поставленный диктатору психиатрический диагноз) – Александру Шнирману. — 146 —
|