|
Этот опыт показывает, насколько глубоко речь входит в структуру сенсорных процессов и как устранение речи лишает возможности категориально подходить к цветам, относить их к определенным группам. Близкие к этим явления можно наблюдать и в слуховом ощущении и восприятии. Если мы обратимся к звукам человеческой речи и выстроим их в известную преемственную систему, то окажется, что «У» очень легко переходит в «О», «О» переходит в «А», «А» переходит в «Э», «Э» переходит в «Е», «Е» может перейти в «И». Таким образом, и звуки человеческого языка можно переместить в целый круг плавно переходящих друг в друга оттенков. Однако, человек различает эти постепенно переходящие друг в друга звуки как отдельные, дискретные. Я говорю слово «Москва». Безударная гласная произносится здесь мною как «а», но мы расцениваем ее как «о» и записываем соответствующей буквой. Мы делаем это по той самой причине, по которой миллионы всевозможных оттенков цветов мы относим к определенному небольшому количеству категорий. Существует очень много нюансов в звуках речи и соответственно лишь немного букв, которыми мы обозначаем эти звуки. Вот поэтому, воспринимая звуки речи, мы фактически разбиваем их на определенные категории, каждую из которых можно обозначить соответствующей буквой. В лингвистике эти звуки получили специальное название фонемы. На примере восприятия этих речевых звуков, которые фактически являются непрерывными, а психологически разделяются на ряд категорий, каждая из которых может быть обозначена соответствующей буквой, можно еще раз показать, на сколько слуховые ощущения и восприятия включают в себя компоненты языка и являются, по сути дела, сложным, системным процессом. От элементарных ощущений, зрительных или слуховых, мы можем перейти к строению сложных восприятий. Под восприятием мы понимаем комплекс ощущений, то есть отражение целых комплексов, воздействующих на нас раздражителей и отражение объективных предметов. Я ощущаю красный, зеленый, синий, светлый или темный, но я воспринимаю стол, стул, доску, человека, окно, дверь. То, что я сказал в отношении ощущения, полностью пригодно и к анализу строения более сложных восприятий. Воспринимая стул или стол, окно или дверь, часы или очки, я только отражаю зрительно образ данного предмета, но я обозначаю этот, воспринимаемый мною предмет как «стол» или как «стул», как «очки» или «часы». Но, как было сказано в прошлой лекции, обозначая воспринимаемый предмет определенным словом, я выделяю из этого предмета существенные свойства и ввожу этот предмет как определенную категорию. Поэтому, обозначая любой стол словом «стол» или любые часы названием «часы» я анализирую эту вещь, я провожу известную сложную познавательную работу, которая позволяет мне лучше, точнее и глубже отразить воспринимаемый мною предмет. Все это происходит при ближайшем участи слова, и это ведет к очень значительным психологическим следствиям. Обозначая вещь соответствующим названием, я не только анализирую эту вещь, но я придаю своему восприятию значительно большее постоянство, значительно большую «константность» чем то, которую я получил от непосредственного впечатления. Если вы знаете, что этот предмет, который вы наглядно воспринимаете, есть «книга», и словом «книга» можно выделить то же самое, форма этого предмета становится гораздо более устойчивой, и, предъявляя этот предмет под разными углами, мы продолжаем гораздо более правильно оценивать эту форму, чем если бы это была форма неизвестного нам и не обозначенного известным словом предмета. Этот факт называется константностью формы, и правила константности восприятия формы заключается в том, что мы воспринимаем форму предмета не соответственно реальным признакам предмета, которые отражены в комплексе имеющихся у нас знаний о данном предмете. Совершенно аналогичные явления могут выступать и в оценки величины предмета. Если я знаю, что длина обычного карандаша 15 – 17 сантиметров, – это знание накладывает отпечаток на оценку величины карандаша при его удалении на различное расстояние. Если я покажу вам карандаш на расстоянии двух метров, вы скажете, что размер этого карандаша, пожалуй, 15 – 17 сантиметров. И если я отойду на 10 метров и проведу тот же опыт, вы снова оцените размер карандаша той же цифрой. Однако каждый раз угол того изображения, которое занимает карандаш на сетчатке, резко меняется. И если в первый раз карандаш занимал большой угол, то на расстоянии 10 метров отражение карандаша занимает очень небольшое место на сетчатке. Если бы вы оценили размер карандаша в соответствии с этим образом на сетчатке, вы должны были бы сказать, что в первом случае карандаш имеет длину 15 – 17 сантиметров, а во втором, в последнем случае, – полсантиметра. Но вы этого не делаете потому, что к вашему восприятию примешивается знание подлинных размеров карандаша, а это знание проистекает из вашего практического опыта и из того, что образ карандаша всегда обозначается словом «карандаш». — 99 —
|