|
Приезжаем мы с подругой в Арзамас: билетов на Москву нет и не предвидится. Как ехать, непонятно. Но Ольга не унывает: — Это, наверное, воля Божия. Давай сходим на вечернюю службу. Едем мы с ней на автобусе, и вдруг она как закричит: — Смотри, Светлана! Смотри! Твой забор! Твой сад! И вот мы выходим с ней из автобуса в Арзамасе на том самом месте, где я побывала во сне. В совсем незнакомом для меня городе. Я опрометью помчалась в ту сторону, откуда ко мне подъехала тройка лошадей. И увидела Никольский монастырь! Он тогда только-только открылся. Я вбежала — и ноги у меня подкосились. Во дворе стояла та самая дородная монахиня с большим крестом. И встретила она меня словами: — Наконец-то приехала… Не знаю, может быть, так все игуменьи встречают гостей, а, может, у меня на лице было написано, что со мной происходит… Но почему-то мне кажется, что она меня тоже узнала. Не спросив, кто я и откуда, она сказала: — Ну иди, молись. В храме были одни монахини. Я вошла и увидела прислоненную к алтарю «чеканку», только увеличенную раз в двадцать, — «Державную» икону Божией Матери. Ко мне подошла вторая, старенькая, монахиня из моего сна. Взяла меня под локоточки и со словами «Иди, помолись» поставила меня прямо перед этой иконой. Не буду долго рассказывать, что со мной происходило. Скажу только, что все во мне содрогалось. В один миг у меня переменилось отношение к своей жизни и к миру. Потрясение было настолько сильным, что я потом недели две не могла говорить. Не то чтобы онемела, а просто слова были излишни. И я приняла решение креститься. Мне было совершенно ясно, что без этого — не жить. На праздник Рождества Богородицы мы с мужем и дочкой покрестились. Правда, вернувшись из Дивеева, я еще какое-то время общалась с вальдорфцами. И не просто общалась, а очень активно им помогала. Они даже пригласили меня на семинар, где «ковались» новые кадры. Но это стало началом конца. Дело в том, что я вела себя не так, как подобает новичку. Я задавала вопросы. Видимо, достаточно сложные. По крайней мере, мне на них не дали вразумительного ответа. Например, руководители семинара говорили о каких-то кристально чистых пространствах чистого разума и о том, что человек сейчас может развиваться духовно именно через разум. Дескать, век такой на дворе: Небеса можно взять только умом. Я спрашиваю: «А как же быть с сердцем? Как вы сердце очищаете? Оно же с умом связано». Руководитель растерялся и взял тайм — аут аж на две недели. Потом я спросила, как они справляются с грехами. Что можно с ними умом сделать? Он тоже не смог ответить. Что такое грех, он, похоже, вовсе не знал. — 790 —
|