Во-первых, терапевту следует обсудить разницу между намерением, поведенческим планированием, целью и последствиями в свете их влияния на реакции или действия индивида. Эта задача требует особо тонкого подхода при работе с пограничными индивидами. Намерения, обусловливающие их поведение, зачастую не имеют отношения к его результатам (по крайней мере некоторым), включая те из них, которые подкрепляют данное поведение. Терапевт должен (как я уже неоднократно подчеркивала) обратить внимание пациента на следующий факт: предположение, будто последствия поведения обязательно свидетельствуют о наличии соответствующего намерения, ошибочно. Многие последствия, по сути, возникают непреднамеренно. Более того, усиливающее воздействие определенного последствия на поведение (т. е. последствие функционирует как подкрепляющий фактор) не означает, что последствие было желательным или намеченным заранее; ненамеренные последствия могут подкреплять и часто подкрепляют поведение. Во-вторых, необходимо объяснить пациенту преимущественно автоматический характер научения. В качестве примера терапевт может привести научение животных и научение детей в младенческом возрасте, которому обычно не приписываются осознанные или неосознаваемые намерения. Можно поговорить с пациентом о физическом влиянии подкрепления на мозг независимо от намерений или желаний индивида. Подкрепляющие последствия вызывают определенные химические процессы в головном мозге, образуются новые нейронные цепи. В-третьих, терапевт должен обратить внимание пациента на то, что воздействие последствий на поведение может не осознаваться индивидом. Большинство из нас просто не осознают этого воздействия. Если мы «чувствуем», что делаем что-либо с определенной целью или по какой-то причине, это вовсе не означает, что данная цель или причина действительно определяют наше поведение. Все люди (не только пациенты психиатрических клиник) склонны конструировать причины собственного поведения, если «мотивы» неочевидны (Nisbett & Wilson, 1977 ). Можно привести следующий пример. Эксперименты с животными показали, что стимуляция определенных центров головного мозга, отвечающих за вознаграждение, повышает частотность любого поведения, которое непосредственно предваряет стимуляцию. Эффект воздействия настолько силен, что животное можно вовлечь в «вознаграждаемое» поведение настолько, что оно даже не станет отвлекаться на еду, хотя и будет нуждаться в пище. (Результаты исследования подытожены в Millenson & Leslie, 1979 .) Что касается людей, то если бы нашелся способ стимуляции центров вознаграждения головного мозга, частотность непосредственно предшествующего стимуляции поведения также повысилась бы. Если бы субъект осознавал происходящее, он, конечно же, указал бы на стимуляцию как причину усиления поведения. Но если бы стимуляция осуществлялась без ведома субъекта? Если бы такая стимуляция повышала вероятность определенного поведения, это поведение усилилось бы, однако индивид не осознавал бы причины такого усиления. В подобной ситуации обычные люди в качестве объяснения конструируют рациональные мотивы поведения, не связанные со стимуляцией головного мозга (например: «Мне нравится этим заниматься»). Терапевт может привести пример того, как он сам «сконструировал» причину определенного поведения, которое (как обнаружилось впоследствии) усилилось под влиянием совсем других факторов, а затем попросить пациента привести свои примеры. — 308 —
|