У извозчика выступили слезы на глазах. Анна Петровна была в полном изнеможении. – Когда был купец? – бессильным шопотом спросила она. – Третьего дня, родная, третьего дня! – А может быть, задаток и не отдан еще? – Задаток-то, пожалуй, и не отдан, да чего сделаешь теперича? Уж лес продали! Минута была роковая в жизни двадцати пяти деревень. Одна эта минута – и надежды сотен людей облегчить свое изнурительное существование должны замереть в них навсегда; перед ними и перед их подрастающим поколением ничего иного уж не будет, кроме безысходной тяготы неблагодарного, изнурительного труда. Что бы мы, читатель, сделали с вами в такую роковую минуту? Разве мужики не рассказывали нам, при наших случайных встречах с ними, чего-нибудь подобного? Много мы ощущаем страдания, много ворчим, клянем всех и вся, ропщем на себя, на Бисмарка, на Европу, даже в конце концов додумываемся до мысли о самоубийстве, всякий раз, когда нас потрясет какая-нибудь ошеломляющая бессмыслица нашей жизни, но и только! Не такова была Анна Петровна. – Но задаток, может быть, еще не отдан? – трепещущим голосом повторила она, как бы про себя. Щеки ее зарделись лихорадочным румянцем, и, не дожидаясь ответа ямщика, она решительно сказала ему: – Вези меня к барину! Слышишь? Далеко он живет? Ямщик остолбенел и глядел на Анну Петровну со слезами на глазах и с открытым ртом. – Слышишь? Далеко ли живет барин? Где усадьба? Анна Петровна стала теребить его за плечо, опять стучала зонтиком, и через несколько секунд столбняка, ямщик сразу пришел в неописанное волнение. – Поедешь? – дергая и уже настегивая лошадь и задыхаясь от волнения, с испугом и радостью прогудел он глухим голосом:- Скажешь?.. А мо… а может… Бо-бог? И он драл и гнал лошаденку. – Вези прямо к барину! Если не дан задаток, можно все поправить! Надо рассказать? – Скажи, родная, скажи!.. И драл и драл клячу. Кое-как, во время этого неистовства над клячей, Анна Петровна узнала, что до усадьбы восемь верст в сторону от ближайшей деревни, до которой оставалось версты три. Она сообразила, что на этой кляче ямщик ее не домчит, объяснила отуманенному огромным значением роковой минуты ямщику, чтоб он прямо мчал в тот двор деревни, где есть свежие лошади, и что она там умоется и оденется, потому что пыль уже густым слоем лежала на ее лице и одежде. – Что, ребята, не проезжали депутаты к барину? – орал ямщик, несясь по деревне, до которой, наконец, доехали. – He! – орали ребята. — 299 —
|