|
– Нечего сказать! Хорош паренек! – нравоучительно проговорил мастеровой. – Да и сам-то ты нешто так и не норовил оплесть человека, чтобы тебе лучше было? – Оплесть – не оплетал, а охулки на руку не клал! Слушатели рассмеялись, а мрачно настроенный парень продолжал: – Вот так оно и есть по нашему-то вкусу! Виноват пред богом! Уж пойду каяться, так не к тебе, не к арендателю и не к бабе! Только к богу! Только он может меня помиловать… Распахнусь весь! Подлец я! Обманщик! С умыслом один глаз на грехи закрывал, будто не вижу! Прости меня все, кого я обидел и надул, – не легче мне от этого. Только бог, он может меня очувствовать… Перед ним – разорвусь! Ни пред кем так не откроюсь, только пред ним… Покаюсь из всех сил! Раздерусь, а с пустыми словами к нему не пойду! – Чего? – совершенно не понимая, что говорит мужик, прищуриваясь, сболтнул мастеровой. – Да, не пойду с пустяком к создателю! Ты сам не знаешь, отчего ты оподлел, очертел, – он знает! Перед ним надо только распахнуться! Всю нечисть-то оказать вполне! Вот, мол, сколько в меня нечисти нанесло! Как мне быть? А чтоб с умыслом подходить – это… уж мне не по вкусу! – Хорош, хорош паренек! – иронизировал мастеровой. – Хорош!.. Оказывается, умеешь ты грехов на душу-то намотать! – Да, брат! Много у меня грехов, много! И у тебя, поди, не мало? – Ах ты, чудодей этакой! – снисходительно засмеялся мастеровой. – Болтает неведомо что! Так слепой-то не по вкусу пришелся? – Нет, брат, по вкусу он мне! Дай бог ему здоровья! Призри его, господи, добро он нам делает! А не по вкусу мне, чтоб молиться с хитрым умыслом, это мне не по вкусу! За слезу-то и спасибо Семену Васильеву! Это дело доброе! – Перед богом доброе дело! – подтвердили несколько голосов. – Что хорошо, то уж того отнять нельзя! – Я и на работе плакивал с холоду, да с голоду, да со злу, – продолжал парень, – да не та была слеза! В таких разговорах незаметно подошла и станция, и все мы разбрелись, кто куда. 6Со дня этой неожиданной встречи со слепым базарным певцом, оказавшимся к тому же и крестьянским адвокатом, прошло уже три года; но пройдет и еще три, а мне кажется, что эта мимолетная встреча не изгладится из моей памяти. Ежедневная «газета» приносит нам десятки известий о многих невзгодах народа и о многих проектах мер, предпринимаемых к облегчению его изнурительной жизни. Но до крайности редко и на этих мелко-премелко напечатанных и длинных-предлинных столбцах слышатся слова, касающиеся духовных надобностей народа. Мы рады, благодарны, искренно ценим труды подвижников на пользу народного благосостояния, но не можем также не ценить и тех не имеющих определенного наименования, звания, положения «невидимок», которые среди темных народных масс, из-за совести или просто из-за куска хлеба, удовлетворяют, как умеют, те требования духовной жизни народа, которым в расходных статьях всевозможных бюджетов не оказано решительно никакого внимания. Не подвижники эти «невидимки», радетели о духовных надобностях народа, – это просто добрые люди или же, повторяю, люди простого расчета, куска хлеба; но в том и в другом случае – честь им и хвала – они умеют понять, что народная душа расстроена не менее народного кармана, и ощущают надобность прийти ей на помощь, откликнуться на ее заботы и печали. Семен Васильевич берет деньги за псалмы, но ведь и «гречаники» он бы мог отдернуть как следует для пьяных приказчиков, кутил купчиков и вообще для всяких веселых людей. Денег, конечно, эти веселые люди надавали бы ему гораздо больше, чем это могут сделать крестьяне и рабочие. Но почему-то он чувствует себя лучше и приятнее, когда вокруг него толпится душевно растревоженный, умиленный простой человек, дающий ему свои копейки от чистого сердца и – он знает это – «за дело». И если Семен Васильевич предпочитает трогать народ «за душу» не для веселья, а для пробуждения в ней скорби о самой себе, то, стало быть, кроме хлеба, у него есть и добрая мысль о меньшом брате, и, переезжая на волах из станицы в станицу, с ярмарки на ярмарку со своим инструментом и с табакеркой, он до некоторой степени сознательно заботится о пробуждении народной совести. Его нельзя не почитать наряду с теми «невидимками», радеющими о народной совести, которые, невидимо и непонятно для нас, делают в народе добрые дела несравненно большего размера. — 283 —
|