|
– Папенька, говорит, сделайте милость, увольте меня! – Но, дружок мой, – говорит отец, – ведь ждут и желают порасспросить у тебя кое-что о столичных новостях. – Ради бога, говорит, позвольте как-нибудь после… Что я с ними буду говорить, какие новости?.. Я никаких новостей не знаю… – Как же это ты не знаешь? – Ей-богу, не знаю ничего… Не могу!.. Не пойду!.. После. Завалился и захрапел. А отец так с носом и остался. Как это вам покажется? а? – Просвещены! – Рожу свою не мог на минуту в другую комнату высунуть! Очень это отца огорчило; входит в чайную, весь дрожит; однакоже деликатным манером удержался и объявляет: «что так как, говорит, с дороги и заспался, то, сделайте милость, извините его на нонишний раз, а вот в воскресенье покорнейше просим вас откушать у нас чаю, и тогда уж будьте покойны, я вам его предоставлю». С этим гости и разошлись… Как нам в ту пору было горько, кажется – ах!.. Ну, однакоже, мы виду не подали. Ни-ни!.. Приходит время; замечаем мы – грубость. Что ни спросишь: «ей-богу, говорит, не знаю, никогда не видал»… – Как, мол, дружок, спрашиваем, начальство вас наказывает ли? Или же, опять, в каком чине ваш главноуправляющий вашим заведением?.. – «Ей-богу, не знаю!» – Только того и есть!.. Думаем, думаем, ума не приложим, как быть! А он тем временем каждый божий день зачал с ружьем по болотам шататься. Первое дело – то обидно: ну, неровен час, утонет? долго ли до греха? А второе дело – ружье: постоянно порох, пули, – ну, как да ляпнет ненароком? Нечто ружье-то с умом? Иной, случается, маленькие дети ходят, – хлопнет, вот-те и сказ. С кого взыщут-то? К ответу-то отца потянут, – как дозволил сыну? Так ли я говорю? Ну, так это нас беспокоило, так беспокоило, а тут пуще всего, в том опять обида, что глаз домой не кажет. – Неужели, Сергей, – говорит отец ему, – неужели болото для тебя дороже отца? – Папенька, говорит, я это для отдыха… – Да дружок мой, посуди же ты сам, какой же эта стрельба составляет отдых? когда, чего боже избави, можешь ты пулею себя повредить? – Вот, говорит, пустяки! – Дружок мой, – говорит отец, – хотя я и говорю пустяки и хотя, говорит, ты отдыхаешь, и болото для тебя милее отца и матери, то все-таки, друг мой, уж извини, говорит, отдыхать ты отдыхай, а отца все-таки уважать должен. Уж извини! – Да помилуйте, то-се, тиль-виль… – прикусил язычок-то, не потрафит, что сказать, а отец между прочим продолжает: — 27 —
|