– Эх, Васька-то не дорос!.. Как без бабы можно!.. Он убивался, охал, а хозяйство понемногу расстраивалось и шло к упадку. – Иван Андреич! – скажешь, бывало, охающему соседу. – А ведь забор-то ваш валится… Надо бы вам поправить! – То-то Васька-то не вышел! Как тут одному сладить? Вестимо, валится! Подойдет к забору, посмотрит на его разрушение собственными глазами; оказывается, забор, точно, еле жив. – Ишь, – скажет Иван Андреич, – и то! Эво как его разломило! Возьмется обеими руками за накренившуюся верхушку столба и «попробует» поставить его прямо. Но от этой пробы подгнивший столб только трещит в корню и еще ниже опускается к земле. – Ишь, вот! – Теперь он совсем повалился! – И есть, что совсем. Ах, баба-то захворала! Эко горе, Васька-то не дорос! На том дело с забором и оканчивается; а если через несколько времени и продолжается, то непременно в том же самом роде: – Иван Андреич! Ведь твои свиньи стали ко мне шляться! Сам ты посуди – ведь огород! – Да ведь конечно! Сам знаю! Ишь, как его повалило!.. – Совсем упал ведь! Надо же подпереть-то! – Как не надо? вестимо, надо подпереть! Удрученный тоскою, Иван Андреич опять подходит к столбу, бьет в него ногой, как бы желая убедиться в его гнилости, и, выбив его окончательно, – причем разрушаются и обе примыкавшие к столбу части забора, – с великим унынием говорит: – Н-но! вон как уж! Ах, баба-то у меня хворает!.. Эх, Васька-то! А Аксинье становилось все хуже и хуже, и она стала лежать, больная и недвижимая, по целым неделям. Тем временем Васька, похожий на родителя по характеру и по «нескладности», хотя и добрый парень, не видя в отце ничего понуждающего к энергическому труду, ничего дисциплинирующего и вообще чувствуя, что при данных обстоятельствах пока «ничего не сообразишь», – также поослаб в труде и предпочитал чего-то ожидать, прежде чем действовать. Полюбил он в это время, от нечего делать, ходить к пастуху в гости и вести с ним разговоры о божественном, о святых, мучениках… Любил и сам рассказывать жития. Иной раз сидит у развалившихся ворот и повествует между маленькими ребятами о разных чудесах. Идет мимо какой-нибудь хозяйственный, деловой мужик, остановится, послушает и скажет: – Эко лень-то в тебе, Васька, разыгралась! Некому вас с батькой приструнить, мать-то хворает… Нашел какое дело – разводы разводить языком!.. – Я про божьих угодников… – Очень просто скажу, не твое это дело! Поди, поставь свечку, положи поклон и иди к своему делу. Ишь вон ворота-то как разломило, а ты на небо лезешь с разговорами? Нет, брат, возьми топор да вбей гвоздь, – лучше будет… Нам, брат, в угодники с тобой не попасть, а это лень тебя обуяла – вот что скажу! Тебе когда года-то выдут?.. — 341 —
|