|
– Что ж будет? – Сымай! Увидишь! Баба опустила на землю горшок, завязанный в тряпке, положила туда же косу, полушубок, половик, развязала большой платок, обхватывавший грудь и завязанный узлом на спине, и сказала мужику: – Ну? – Ну, теперь гляди! – сказал мужик, оживляясь сразу по малой мере на тысячу процентов. – Гляди теперь, какой мы произведем оборот. Стой прямо! Он подошел к девочке и, взяв ее подмышки, поднял. – Ну, любезная барышня, пожалуйте в вагон садиться! к маменьке на шею!.. Раз! Девочка обхватила шею матери и ногами и руками. – Ох, ты меня удушишь, Пашутка! – тихо прошептала мать. – Что ж будет? – Погоди, не торопись! – суетился мужик. – Барин! – крикнул он мне. – Поди-ко, сделайте милость, потрудитесь! подними платок, мне девчонки нельзя пустить. Я поднял платок и подал мужику. – Благодарим покорно! Теперь мы уладим Пашутку никак не меньше, как в первом классе! Он развернул платок, сложил его с угла на угол вдвое и, наложив средину на голову Пашутки, обвязал концами ее мать таким образом, что платок прямо проходил у ней под шеей и подмышками и завязывался узлом на самой шее так удачно, что Пашутка сидела на этом узле, как на подушке. – Прямо в некурящий вагон обладили! Поезд стоит пятнадцать минут, буфет! – в восторге воскликнул мужик. – Не держись, Пашутка, пусти руки! Сиди слободно!.. Пашутка выпустила руки, заболтала ногами, захлопала руками и что-то залепетала. – Ну, ты не дергай меня! мне под шеей тянет, – сказала мать, – сиди смирно! – Бери обед! Бери косу! – оживленно говорил мужик, подавая бабе в руки все, что она была должна нести, – и все баба взяла, и в руки и в подмышки. Все уместилось, но баба не шла. Лицо ее было невесело. Хотя и смешно и искусно выдумал этот вагон добрый сосед, деленный на десять бюджетов, но все-таки ей нужно было изловчиться и приладиться, и она некоторое время неподвижно стояла: на одном месте, прилаживая половчее то косу, та полушубок, то половик. – Ай. не ладно? – все так же весело и не веря в неудобства собственной выдумки, спрашивал мужик. – Не… – прошептала баба, выматывая голову из туго стянутого платка, – не… ничего! ладно! теперь дойдем. – Теперь дойдешь! Ничего! Не спеши. Ладно дойдешь! Вали, брат! Третий звонок! Трогай! – Ну спасибо! – сказала баба с большим чувством и медленно, не шевелясь ни вправо ни влево, тронулась с места. – Кабы лошадь-то была!.. – перестав радоваться, со вздохом проговорил мужик-благодетель и стал отирать полой рваного армяка свой мокрый лоб. — 308 —
|