|
Да, «не отвечать!» «Лишь бы мне не быть в ответе», «мне самому ничего не надо!» и т. д., эта черта до чрезвычайности сильна в нас, то есть во всех сословиях, званиях и состояниях. – Не согласны! – вопиет сходка, вся гуртом, протестуя против выбора старого старшины, явного вора и расхитителя. – Не желаем! Хотим Михайлу Петрова! – Почему вы не желаете? – вопрошает непременный член, держащий руку старого старшины. – Не желаем! Будет, наелся! – Хорошо. Эй, любезный, вот что с краю-то, рыжий-то, поди-ко сюда. Рыжий идет. – Тебя как звать? – Кузьма Иванов. – Ты чем недоволен старшиной? – Да мы ничего. – Что он тебе сделал худого? – Что я тебе когда худо делал? – вопрошает и старшина. – Я… что ж? Я худова не видал. – Так чем же ты недоволен? – Да чем мне? как прочие. – Да не прочие, а ты прямо отвечай, доволен ты или недоволен? – Я доволен. – Обиды тебе не было – Чего-ж? Обиды я не видал. – Ну, ступай. Следующий! тебя как звать? «Поодиночке» все – «ничего», «мы что ж?» «Нам нешто что?» «Я худова не видал» – и старый вор остается. Или так еще. Тот же старшина, еще только превращающийся в вора, после выборов на второе трехлетие, обращается к мирянам с такими словами: – Вот что я вам скажу, почтенные господа миряне! слава тебе господи, хоть дело было мне и внове, а почитай, что промашки никакой не было… Так уж вы, старички, набавочку мне положьте. Я ведь не спуста к вам говорю, а вот…. «Начинающий» ловким жестом, как-то из-под бороды прямо в боковой карман «пиньжака», извлекает «портмонет», а из портмонета – жирненькую ассигнацию. – Я ведь, почтенные, не спустя разговор завел, а вот от моих трудов двадцать пять рубликов на угощение, пять, стало быть, ведерок… а уж вы мне не поскупитесь, накиньте, чтобы для аккурату уж круглое было число… Бросьте полторы сотенки, а уж я заслужу, своих в обиду не дам! И почти всегда такие воззвания имеют успех. За двадцать пять рублей прибавят сто, полтораста рублей жалованья и таким образом, наконец, сами воспитают действительнейшего наглеца и вора. Прибавят потому, что в отдельности никто не отвечает за эту подлость; если же бы в отдельности отвечали и свою нужду ценили так же, как и нужду соседа, то подлость поступка была бы совершенно ясна. Полтораста рублей дармоеду, когда сейчас, в ту же самую минуту, в деревне есть люди, которым буквально «жрать» нечего, когда, например, за поденную работу в лесу, в снегу и на морозе множество из этого «мы» берут по пятнадцать копеек в сутки за рубку дров… — 55 —
|