– Ешь! – говорила она своему супругу. – Надоело… будя! – потягиваясь, говорил тот. – Чего ж тебе? Может, тебе чего сладкого либо моченого? – Пожиже ба! С кислиной ба чего!.. – Ну и с кислиной. Вот об чем! Коли бы не было… А то ведь – скажи… Слава богу! Говоря так, она любила порыться в своих сундуках, полюбоваться своим добром, переложить его с места на место, развесить все эти мундиры по заборам и посередь двора, ходила при этом близ них и утомленным голосом говорила слушателю: – Куда человеку беспокойно, коли ежели денег у него много… Ах, как ему беспокойно!.. Только мученье через это… Ох, деньги, деньги! Михаилу Иванычу было приятно полюбоваться этим торжеством заморенного человека, и он заезжал сюда отвести душу, хотя в сундуках Арины покоились его две рубашки и жилетка. – Ну что, карга, – говорит он, входя к Арине: – как грабишь? Все ли аккуратно оболваниваешь? Арина, одетая в ваточную кацавейку, подносит водку какому-то мужику и говорит, не обращая внимания на Михаила Иваныча: – Кушай-кось, Иван Евсевич… На доброе здоровье, дай бог вам счастливо! – Дай вам, господи! – говорит мужичок. – Коли ежели бог даст, укупим его у господ… – Чего это? – вмешивается Михаил Иваныч. – Дворец господский имеем намерение… – Дворец!.. – жеманно и как бы недовольно говорит Арина. – Дворец господский укупают… словно бы диво какое. – Важно, важно, брат! Тяни его! Вытягивай из чулка-то шерстяного, что утаил. Именно богатое дело!.. Вали! – Хе-хе-хе! с мужиком мы тут, признаться… – хихикал лысенький Евсевич. – Полезайте! – злобствует Михаил Иваныч. – Оченно превосходно! Вали в лаптях в хоромы, чего там? Утрафьте прямо с корытами да онучами… Чего-о? Именн-но! Хетектуру эту барскую – без внимания… – Хетектура нам – тьфу!.. Что нам с простору-то? Простору в поле много… – Что с него с простору? – тем же тоном присовокупляет Арина. – Нам главная причина – железо! Мы из яво, дворца-то, железа одного надергаем – эво ли кольки!.. – Дергай, брат! Выхватывай его оттудова… – А которая была эта хектура, камень, например, кирпич, редкостные!.. Кабаков мы из него наладим по тракту с полсотни… Верно так! – Разбойничайте, чаво там! запрету не будет! – Какой запрет? Мы дела свои в аккуратности, чтобы ни боже мой… – Ну выкушайте! Дай бог вам! – заключает Арина. При выпивании водки хитроватые глазки Ивана Евсеича зажмуриваются, вследствие чего все лицо его изображает агнца непорочного. — 18 —
|