Длиннейший поток канцелярских новостей льется из уст чиновника, долгое время не переставая. Отец, на лице которого написано полное непонимание и невнимание к чиновничьему монологу, поддакивает из приличия и потягивает водку, которая уже давно на столе. Лицо его все краснеет и наливается; он начинает кашлять, и даже в коротких звуках поддакивания слышно, что язык его ходит не бойко. – Па-азвольте сказать… – вдруг прерывая интереснейшее место, до которого только что добрался рассказ чиновника, произносит отец. – Оставьте это!.. Сделайте милость… – Чего-с? – Будет! Оставь!.. Что мелешь? – Я дело рассказываю вам, – обиженно обороняется гость, налегая на «вам». Отец тупо смотрит в землю и слабо махает рукой. – Мы твоих дел не понимаем!.. Не нужны они нам! А ты так… свое… – Я вам не угодил? – в таком случае я замолчу. – Гов-вори!.. Я нешто… Господи помилуй!.. разве я про это?.. – Я замолчу! – усаживаясь молча на стул, произносит гость, совершенно обидевшись. – Не надо! Не молчи!.. Утверждай твое мнение! Сделай одолжение! – Что же я могу? Я говорил, вы не желаете… – Оставь свою канцелярию… Вот об чем!.. Свои слова говори! Отец стучит пальцем в стол и пытается постучать для усиления речи ногой и в пол; но нога плохо слушает его. – Свои слова имеете? – Какие же у меня свои? – Не имеете? Хмельными, неподвижными, как будто необыкновенно внимательными глазами отец смотрит в упор гостю и выжидает ответа. – Не имеете… слов? – Авдотья Ивановна, – обращается чиновник к матери, – что им угодно? Мать давно уже тревожится этой беседой. Чувствуя, что дело идет не к добру, она несколько раз дергала отца за рукав, но тот ничего не замечал. – Оставь! Оставь пустое! – уговаривала она отца. – Что вы, Кирилл Кузьмич, на него смотрите? Кушайте, закусите, прошу покорно… Оставь ты!.. – О боге… можете? – продолжает отец, придвигаясь к гостю: – а-а бог-ге?.. можете отвечать? – Что же вам угодно знать о боге? – иронически произносит чиновник. – Как вы сами… – Мне кажется, – продолжает в том же тоне гость: – довольно будет знать и того, что мы его должны бояться! – Боитесь? – Что же вас удивляет? Да, боюсь… а рассуждать мне нет времени. – Поч-чему? По какому случаю опасаетесь? – Я обязан, как всякий христианин, его бояться. – Боюсь… боюсь, – бормочет отец: – а-а чем он вас напугал? – Оставьте его, Кирилл Кузьмич! Кушайте, пожалуйста! – упрашивает матушка. — 147 —
|