|
– Аль отпустили? – спросил Кондрат. – А то небось нет! – возразил мужичок и оскалил зубы. – Нашего брата держать не приходится. – И Петр Филиппыч ничего? – Филиппов-то? Знамо дело, ничего. – Вишь ты! А я, Александрия, думал: ну, брат, думал я, теперь ложись гусь на сковороду! – От Петра Филиппова-то? Вона! Видали мы таких. Суется в волки, а хвост собачий. На охоту, что ль, едешь, барин? – спросил вдруг мужичок, быстро вскинув на меня свои прищуренные глазки, и тотчас опустил их снова. – На охоту. – А куда, примерно? – На Гарь, – сказал Кондрат. – Едете на Гарь, не наехать бы на пожар. – А что? – Видал я глухарей много, – продолжал мужичок, всё как бы посмеиваясь и не отвечая Кондрату, – да вам туда не попасть: прямиком верст двадцать будет. Вот и Егор – что говорить! в бору, как у себя на двору, а и тот не продерется. Здорово, Егор, божия душа в полтора гроша, – гаркнул он вдруг. – Здорово, Ефрем, – медленно возразил Егор. Я с любопытством посмотрел на этого Ефрема. Такого странного лица я давно не видывал. Нос имел он длинный и острый, крупные губы и жидкую бородку. Его голубые глазки так и бегали, как живчики. Стоял он развязно, легонько подпершись руками в бока и не ломая шапки. – На побывку домой, что ли? – спросил его Кондрат. – Эк-ста, на побывку! Теперь, брат, погода не та: разгулялось. Широко, брат, стало, во как. Хоть до зимы на печи лежи, никака? собака не чукнет. Мне в городе говорил этот-та производитель*: брось, мол, нас, Лександрыч, выезжай из уезда вон, пачпорт дадим первый сорт… да жаль мне вас, святовских-то: такого вам вора другого не нажить. Кондрат засмеялся. – Шутник ты, дядюшка, право шутник, – проговорил он и тряхнул вожжами. Лошади тронулись. – Тпру, – промолвил Ефрем. Лошади остановились. Кондрату не понравилась эта выходка. – Полно озорничать, Александрыч, – заметил он вполголоса. – Вишь, с барином едем. Осерчает, гляди. – Эх ты, морской селезень! С чего ему серчать-то? Барин он добрый. Вот посмотри, он мне на водку даст. Эх, барин, дай проходимцу на косушку! Уж раздавлю ж я ее, – подхватил он, подняв плечо к уху и скрыпнув зубами. Я невольно улыбнулся, дал ему гривенник и велел Кондрату ехать. – Много довольны, ваше благородие, – крикнул по-солдатски нам вслед Ефрем. – А ты, Кондрат, на-предки знай, у кого учиться; оробел – пропал, смел – съел. Как вернешься, у меня побывай, слышь, у меня три дня попойка стоять будет, сшибем горла два; жена у меня баба хлёцкая*, двор на полозу…* Гей, сорока-белобока, гуляй, пока хвост цел! — 82 —
|