|
– До стихов, точно, – начал он, – я не очень; но романы, например… – Да что же вы делаете, чем вы занимаетесь по вечерам? – спросил я, – в карты играете? – Иногда играем, – отвечала она, – да мало ли есть чем заняться? Мы тоже читаем: есть хорошие сочинения, кроме стихов. – Что вы на стихи так нападаете? – Я на них не нападаю: я с детства привыкла не читать этих выдуманных сочинений; матушке так было угодно, а я чем больше живу, тем больше убеждаюсь в том, что всё, что матушка ни делала, всё, что она ни говорила, была правда, святая правда. – Ну, как вы хотите, а я с вами согласиться не могу: я убежден, что вы напрасно лишаете себя самого чистого, самого законного наслаждения. Ведь вы не отвергаете музыки, живописи: отчего же вы отвергаете поэзию? – Я ее не отвергаю: я до сих пор с ней не познакомилась – вот и всё. – Так я возьмусь за это! Ведь ваша матушка не на всю жизнь запретила вам знакомство с произведениями изящной словесности? – Нет; как я вышла замуж, матушка сняла с меня всякое запрещение; мне самой в мысли не приходило читать… как вы это сказали?.. ну, словом, читать романы. Я с недоумением слушал Веру Николаевну: я этого не ожидал. Она смотрела на меня своим спокойным взором. Птицы так смотрят, когда не боятся. – Я вам принесу книгу! – воскликнул я. (У меня в голове мелькнул недавно мной прочтенный «Фауст».) Вера Николаевна тихонько вздохнула. – Это… это не будет Жорж Санд? – спросила она не без робости. – А! значит, вы слыхали о ней? Ну, хоть бы она, что же за беда?.. Нет, я вам принесу другого автора. Ведь вы по-немецки не забыли? – Нет, не забыла. – Она говорит, как немка, – подхватил Приимков. – Ну и прекрасно! Я вам принесу… да вот вы увидите, какую я вам удивительную вещь принесу. – Ну, хорошо, увижу. А теперь пойдемте в сад, а то Наташе на месте не сидится. Она надела круглую соломенную шляпу, детскую шляпу, точно такую же, какую надела ее дочь, только побольше немного, и мы отправились в сад. Я шел с ней рядом. На свежем воздухе, в тени высоких лип ее лицо мне показалось еще милее, особенно когда она слегка поворачивалась и закидывала голову, чтоб посмотреть на меня из-под края шляпки. Если бы не шедший за нами Приимков, если бы не прыгавшая перед нами девочка, я бы, право, мог подумать, что мне не тридцать пять лет, а двадцать три года; что я только собираюсь еще в Берлин, тем более что и сад, в котором мы находились, весьма походил на сад в имении Ельцовой. Я не удержался и передал мое впечатление Вере Николаевне. — 58 —
|