|
И когда Челава пришел в сиреневую комнату, освещенную неуловимыми небесными лучами, он стал на колени перед принцессой и произнес: — Я вас люблю. Принцесса посмотрела на него и ответила: — Да? А я вас не люблю. Челава хотел вскочить, весьма огорченный, но принцесса удержала его около себя. — Постойте. Дайте мне сказать вам… Я давно ждала, когда вы меня полюбите. Вы меня любите, да? Так вот где наше оружие! С ним мы дойдем до света. — Принцесса, но если вы меня не… — Не нужно этого, — прервала принцесса радостно. — Я не люблю вас, но я лучше чем люблю, больше чем люблю, вы теперь мое единственное сокровище, счастье мое, ключ, который отопрет мою темную комнату… Дороже вас у меня ничего нет, пока я надеюсь… Она прошла по комнате. Тяжелый шелк ее платья свистел и шелестел по коврам; на серебряные волосы падал из окон блеск северного сияния, зеленый и холодный. Челава следил за ее шлейфом без определенной мысли. Он опять не совсем понимал ее, но, все-таки, сердце его билось. — Любите меня, — говорила принцесса, — любите меня такой любовью, которой еще никто не любил, любите меня одной, цельной, неразделенной и нераздельной любовью. Каждое мгновение вашей жизни пусть будет полно только любовью — и пусть не будет разницы между первым и последним мгновением. Такая любовь — чудо, и если есть чудо на земле — значит, есть еще и много, много чудесного и прекрасного. Очень понравились Челаве речи принцессы. Он стал понимать ее. Но и понимал тоже, что она безрассудна, и не все то сбывается, что хорошо. Но он боялся сказать ей свои мысли. Ему больше нравилось обманывать себя вместе с нею, и, хотя это ему совершенно не удавалось, старался он исправно. Когда зацвела сирень — принцесса сделалась еще милее и веселее, бледные щеки ее порозовели. Она не смотрела на тучность Челавы, она бежала ему навстречу, обнимала его, как свое дорогое дитя, усаживала подле себя и говорила: — Ну, что? Вы любите меня сегодня? Недалеко большая, великая любовь? Когда она придет? Скажите, когда она придет? Или она уже пришла? Сиреневый сад благоухал. Они проводили спокойные и ясные вечера — и принцессе казалось порою, что злой старик почти побежден. Она говорила своему собеседнику, что он должен знать, о чем она думает — хотя бы она и молчала, должен прийти, когда она хочет его видеть, хотя бы она и не звала его, должен быть грустен, хотя бы не знал, что и ей грустно. Челава едва не ответил ей: — Но как же я могу? Ведь это же не в моей власти, этого не бывает на свете… — 376 —
|