Три ночи кряду ходила Кондратьевна в церковь, три ночи прогоняла ее домой кумушка. На четвертую ночь Кондратьевна не услышала звону, на четвертую ночь у дверей стал покойник. Молча в саване стоял у дверей покойник, пугал Кондратьевну. И на следующую ночь опять у дверей стоял покойник, пугал Кондратьевну. «Кто — Иван или Марья? Когда умерший — нынче или летось? Зачем пришел? Что ему надо?» — хочется старухе все разузнать, а как разузнаешь, — не говорит, помалкивает покойник, только пугает. И домекнулась Кондратьевна. Еще засветло покрыла она стол скатертью, под стол петушка пустила, чтобы в полночь спел петушок, — мало ли что! — сама влезла на печку, легла ночи ждать. Лежит Кондратьевна на печке, шкурки тараканьи считает, ждет ночи, ждет покойника. И пришла ночь, стал ночью у дверей покойник. Увидела его Кондратьевна да скорее с печки, манит к столу. Уселся покойник за стол и говорит: — Съем я тебя! И зачем ты повадилась ходить к нам в непоказанный час, терпенья нет моего! — да саван с себя долой. Тут Кондратьевна так и ахнула: кумушка, подружка ее знакомая, кумушка сидела за столом. А скатерть и говорит: — Трут меня и моют и полощут, все терплю, а ты малости такой перетерпеть не могла! — говорит скатерть кумушке. И запел петушок, и покойница отступилась. 1911 СердечнаяМного от слова бывает: словом можно что хочешь накликать, словом и беду прогоняют. Мудрым людям известно, когда сказать надо, когда промолчать лучше. Помер муж у Лизаветы, осталась одна она да шестеро ребят, с шестерыми-то одной куда нелегко, много горя натерпишься! Ладно жила с мужем Лизавета и затоскнула крепко. День в заботах, на месте не посидит, а ночь придет, не спится, места от тоски не найдет. И стал он к ней ночью ходить, колотиться в дверь. И раз пришел и в другой пришел. Пришел он в третий раз и давай в дверь колотиться. — Отворяй, — вопит, — я иду ребят смотреть! — любил он детей: ему жалко ребят. Слышит Лизавета, испугалась, — волосы на голове стали, — поднялась, отворила дверь в сени. — Когда бросил, — говорит, — да покинул, тогда не жалел, а нынче нечего с тобой делать, не отворю! А он стоит у дома под дверями, колотится, вопит. До петухов держал мертвец у дверей Лизавету в сенях: от страха не могла она сойти с места, стояла в холодных сенях. Наутро рассказала Лизавета людям, что ходит, беспокоит ее покойник, и кто б ни зашел ее проведать, — жалели Лизавету, сердечная, до нищих добра была, — прохожий ли, странник-калика, всякому рассказывала Лизавета, не таилась. — 117 —
|