|
– Вы не поверите, Marie, как я озабочен! – говорит он баронессе, которая смотрит на него отчасти с досадой, отчасти иронически, – эти земские учреждения… я начинаю, наконец, думать о нигилизме!* – Так вы… нигилист? – произносит баронесса и смотрит еще насмешливее, как будто хочет сказать: «Базаров никогда не позволил бы себе поступать таким нелепым образом с хорошенькой женщиной…» – Скажу вам, Marie, по секрету: мы все, сколько нас ни есть, мы все немножко нигилисты… да! Разумеется, мы обязаны покамест держать это под спудом, но ведь шила в мешке не утаишь, и истина, bon gr?, mal gr?[63], должна же когда-нибудь открыться! Баронесса с изумлением слушает это нового рода признание, но оно начинает интересовать ее. – Au fait[64], что такое нигилизм? – продолжает ораторствовать Митенька, – откиньте пожары, откиньте противозаконные волнения,* урезоньте стриженых девиц… и, спрашиваю я вас, что вы получите в результате? Вы получите: vanitum vanitatum et omnium vanitatum*[65], и больше ничего! Но разве это неправда? разве все мы, начиная с того древнего философа, который в первый раз выразил эту мысль, не согласны насчет этого? Митенька наклоняется очень близко к плечу баронессы и заискивающими глазами смотрит ей в лицо. – Не нужно только бунтовать, – прибавляет он нежно. – Но надеюсь, что вы бунтовать не будете?* – Конечно, против вас, Marie, какой же бунт с моей стороны возможен?* – Ну, а не против меня? – допрашивает Marie.* – Вы меня не знаете, Marie,* – говорит он таинственно, – я совсем не таков, каким кажусь с первого взгляда. Конечно, я служу… но ведь я честолюбив! Marie! поймите, ведь я честолюбив! Откиньте это, вглядитесь в меня пристальнее – и вы увидите, что административная оболочка далеко не исчерпывает всего моего содержания! – Итак… вы повстанец? – Я не говорю этого, баронесса, – опять-таки, зачем впадать в крайности? – но я могу… я во всяком случае могу сохранить свою независимость! Этого, я надеюсь, никто от меня не отнимет! Митенька чувствует, что он все более и более запутывается, но приход барона очень кстати выводит его из неловкого положения. – А знаешь ли, Шарль, ведь Дмитрий Павлыч хочет идти… как еще это в газетах пишут*…«до лясу», кажется? – продолжает приставать баронесса. – Что ж, вашество, в городской лес уединиться изволите? – любезно шутит барон. – Баронесса меня просто сегодня преследует… но, серьезно, у меня есть много кой о чем переговорить с вами, барон! — 82 —
|