|
Глуповская распущенность пришлась ему по вкусу. При самом въезде в город он встретил процессию, которая сразу заинтересовала его. Шесть девиц, одетых в прозрачные хитоны, несли на носилках Перунов болван; впереди, в восторженном состоянии, скакала предводительша, прикрытая одними страусовыми перьями; сзади следовала толпа дворян и дворянок, между которыми виднелись почетнейшие представители глуповского купечества (мужики, мещане и краснорядцы победнее кланялись в это время Волосу). Дойдя до площади, толпа остановилась. Перуна поставили на возвышение, предводительша встала на колени и громким голосом начала читать «Жертву вечернюю»* г. Боборыкина. – Что такое? – спросил Грустилов, высовываясь из кареты и кося исподтишка глазами на наряд предводительши. – Перуновы именины справляют, ваше высокородие! – отвечали в один голос квартальные. – А девочки… девочки… есть? – как-то томно спросил Грустилов. – Весь синклит-с! – отвечали квартальные, сочувственно переглянувшись между собою. Грустилов вздохнул и приказал следовать далее. Остановившись в градоначальническом доме и осведомившись от письмоводителя, что недоимок нет, что торговля процветает, а земледелие с каждым годом совершенствуется, он задумался на минуту, потом помялся на одном месте, как бы затрудняясь выразить заветную мысль, но наконец каким-то неуверенным голосом спросил: – Тетерева у вас водятся? – Точно так-с, ваше высокородие! – Я, знаете, мой почтеннейший, люблю иногда… Хорошо иногда посмотреть, как они… как в природе ликованье этакое бывает… И покраснел. Письмоводитель тоже на минуту смутился, однако ж сейчас же вслед за тем и нашелся. – На что лучше-с! – отвечал он, – только осмелюсь доложить вашему высокородию: у нас на этот счет даже лучше зрелища видеть можно-с! – Гм… да?.. – У нас, ваше высокородие, при предместнике вашем, кокотки завелись, так у них в народном театре как есть настоящий ток устроен-с. Каждый вечер собираются-с, свищут-с, ногами перебирают-с… – Любопытно взглянуть! – промолвил Грустилов и сладко задумался. В то время существовало мнение, что градоначальник есть хозяин города, обыватели же суть как бы его гости. Разница между «хозяином» в общепринятом значении этого слова и «хозяином города» полагалась лишь в том, что последний имел право сечь своих гостей, что относительно хозяина обыкновенного приличиями не допускалось. Грустилов вспомнил об этом праве и задумался еще слаще. – А часто у вас секут? – спросил он письмоводителя, не поднимая на него глаз. — 294 —
|