|
Среди этих хлопот не забывал он и своего письмоводителя, особливо ежели последний чересчур уж приставал к нему с заготовленными проектами донесений и отношений. – Доселе я подписывал из десяти бумаг одну, – говорил он ему, – теперь же решился так: не подписывать ни одной! Пускай все об нашем городе позабудут-с – только тогда мы благополучно почивать будем-с! И, видя выражение уныния на лице письмоводителя, прибавлял: – А жалованье вы будете получать по-прежнему-с! Таким образом наступало время обеда, когда он обыкновенно возвращался домой. К обеду приглашался письмоводитель и тот из квартальных, который, на основании достоверных фактов, мог доказать, что он в течение всего предшествующего дня подлинно никого не обидел и никому не заезжал. Пища подавалась жирная и сдобная, и он ел охотно, но вина остерегался и пил только квас. – Вино такая вещь, господа, – говорил он, – что мало выпить его невозможно, а много выпьешь – еще больше захочется. А выпивши – особливо если кто в помпадурском звании состоит – непременно кого-нибудь обидишь. А потому я не пью, хотя другим препятствовать не желаю: пусть кушают на здоровье! После обеда, по кратком отдохновении, он отправлялся в рощу и слушал щебечущих снегирей. Он не только не боялся их, но всячески старался приручить. И точно: как только он появлялся в роще, они стаями слетались к нему, садились на плечи и на голову и клевали из рук моченый белый хлеб. – Ах вы, бунтовщики мои! – говорил он как-то жалостливо, – между собой-то вы, милые, мирно ли живете? Затем опять возвращался в город, повторяя по пути квартальным: – Тише! тише! не заезжайте! Наступал вечер; на землю спускались сумерки; в домах зажигались огни. Выслушав перечень добрых дел, совершенных в течение дня квартальными надзирателями, он отправлялся в клуб, где приглашал предводителя идти с ним вместе по стезе добродетели. Предводитель подавался туго, но так как поставленные ему на вид выгоды были до того ясны, что могли убедить даже малого ребенка, то и он, наконец, уступил. – Вы возьмите, какая это приятность! – говорил он, – ежели вы теперича мужичку рубль простите, он, наверное, вам на три рубля сработает, да, кроме того, свою любовь задаром вам подарит! – Это что говорить! – колебался предводитель, – благодарности в них пропасть – это верно! – А там, смотришь, индюшечка-с, курочка-с, яичек десяточек: сам не съест – всё вам-с! – Это так! – повторял предводитель уже утвердительно и тотчас же шел на базар и давал мужику рубль. Но так как он был даже простодушнее самого помпадура, то тут же прибавлял: – Ты смотри! я тебе рубль подарил, а ты мне на три сработай, да сверх того люби! — 180 —
|