|
В таких разговорах незаметно летит время до обеда, после чего Кошельков отправляется обратно в город за свежим запасом новостей. На другой день та же обстановка и тот же дорогой гость. Оказывается, что «новый» переломал в губернаторском доме полы и потолки. Старик делается серьезен, почти строг. – А знает ли он, этот безрассудный молодой человек, – говорит он, – что в этом доме до него жили тридцать три губернатора! и жили, благодарение богу, в изобилии! На третий день Павел Трофимыч повествует, что «новый», прибыв в некоторое присутственное место, спросил книгу, подложил ее под себя* и затем, бия себя в грудь, сказал предстоявшим: – Я вам книга, милостивые государи! Я – книга, и больше никаких книг вам знать не нужно! Старик начинает колебаться. Он начинает подозревать, что в «безрассудном молодом человеке» не всё сплошь безрассудства, но, по временам, являются и признаки мудрости. – Дай бог! – говорит он, – дай бог! Но все-таки скажу: осторожность, мой любезный! Ой, как нужна осторожность! На четвертый день – опять то же посещение; оказывается, что «новый» выбрал себе в «помпадурши» жену квартального Толоконникова. Чело старика проясняется; в голове его шевелятся веселые мысли. – А что? ты думаешь, любезный! – говорит он, – ведь он… тово! ведь он бабенку-то… тово! – Толоконников уж и шинель с бобрами себе построил-с! – В знак удовлетворенья… это так! Я полагаю даже, что он его куда-нибудь в советники… Потому, мой любезный, что это, так сказать, общая наша слабость, и… должен признаться… приятнейшая, брат, эта слабость! – Уж чего же, вашество, лучше! – То-то, любезный друг! ты пойми! Насчет этого нельзя так легко говорить! Уж на что я к Анне Ивановне привязан, а тоже, бывало, завидишь этакую помпадуршу – чай, помнишь? – Как не помнить-с! Только раненько, вашество, тяготы-то эти сбросить с себя изволили! – Что ж, я послужить готов!.. А он… тово! он, я тебе скажу, эту бабенку… это – верно! Наконец в одно прекрасное утро приезжает Павел Трофимыч и смотрит не то загадочно, не то торжественно. – Ну-с, что? еще напроказили? – спрашивает старик, по обыкновению. – Недоимки собирает!!! – Сам собирает? – Сам-с. – И сечет? – И сечет-с (Кошельков, очевидно, врет, но делает это в тех видах, чтобы известие подействовало на старика как можно живительнее). При этом известии с отставным начальником совершается нечто необыкновенное. Он как бы впадает в восторженное забытье; ему мнится, что он куда-то въезжает на белом коне, что он облачен в светозарные одежды; что сзади его мириада исправников, сотских, десятских, а перед ним на коленях толпа*… — 18 —
|