Том 2. Губернские очерки

Это и есть «монографическое исследование». При этом Салтыков ведет его в разнообразных литературных формах, подчас весьма далеко отходя от собственно очерка. Рассказ, «портрет», жанрово-бытовая картина, пейзажная зарисовка, драматическая сцена или монолог, народный сказ, «лирическое отступление», этнографический очерк, мемуарный набросок или «дневник» – вот некоторые из форм, используемых Салтыковым в его первой книге.

Однако при всем тематическом и жанровом разнообразии «Очерков» они, при общем взгляде на них, не распадаются на отдельные «монографические» характеристики, а как бы сливаются в одно большое художественное полотно. Такое впечатление создается не вопреки авторскому замыслу, а, напротив того, в полном соответствии с ним. «Очерки» были задуманы не как сборник самостоятельных рассказов, а как своеобразное произведение крупной формы, подчиненное целостному замыслу и единой композиции.

Входящие в цикл «очерки» объединяются при помощи нескольких приемов. К ним относится, например, группировка материала по тематическим разделам. Еще большее значение имеет другой прием композиции: произведение начинается и завершается двумя обрамляющими «очерками» – «введением» и «эпилогом». Они обобщают основные идеи всего цикла и придают ему структурную законченность. Наконец, главнейшее: во всех «очерках» участвуют и тем соединяют их два главных «действующих лица»: «город Крутогорск» и обозреватель его нравов «отставной надворный советник Николай Иванович Щедрин».

«Губернские очерки» вышли не только из реализма «натуральной школы», но еще больше из реализма Гоголя. В частности, образ «города» в «Губернских очерках» генетически связан с образами «города» в «Ревизоре» и «Мертвых душах». Однако, при всей близости этого родства, Крутогорск уже не отвлеченный гоголевский «город», куда «собрано в одну кучу все дурное». Вместе с тем это еще и не будущий салтыковский Глупов – беспощадный символ всех реакционных глубин и возможностей старой России. Крутогорск – как и непосредственно предшествующий ему герценовский Малинов из «Записок одного молодого человека» – совершенно конкретный, «реально существующий и в то же время типически обобщенный дореформенный губернский город Российской империи. В этом «городе» – первом в знаменитой сатирической «топонимике» писателя[211] – многое не только осуждается, но и начисто отрицается автором. В то же время для Крутогорска еще существует надежда на возможность «возрождения» (хотя сопровождаемая оговорками и сомнениями), тогда как для Глупова такая перспектива будет полностью исключена. Автор повествования признается, что он не равнодушен к Крутогорску, с которым многие годы была связана его судьба, что этот город «как-то особенно говорит» его «сердцу».