Входит Бобров , очень молодой человек, высокого роста и цветущий здоровьем; на нем коротенькое серое пальто, которое в приказном быту слывет под названием зефирки; жилет и панталоны пестроты изумительной. Под мышкой у него бумаги. Бобров . Вы одне, Машенька? Марья Гавриловна . Ну да, одна; насилу-то ты пришел. Бобров . Нельзя было – дела; дела – это уж важнее всего; я и то уж от начальства выговор получил; давеча секретарь говорит: «У тебя, говорит, на уме только панталоны, так ты у меня смотри». Вот какую кучу переписать задал. Марья Гавриловна . Ну, а Дернова видел? Бобров . Видел, как же; у него все кончено; на свадьбу пятьдесят целковых дали; он меня и в дружки звал; я, говорит, все сделаю отменным манером. Марья Гавриловна . Да, дожидайся от него. Ну, а тебе поди, чай, и не жалко, что я за Дернова выхожу. Бобров . Посудите сами, Машенька-с, статочное ли мне дело жениться. Жалованья я получаю всего восемь рублей в месяц… ведь это, выходит, дело-то наплевать-с, тут не радости, а больше горести. Марья Гавриловна . Удивляюсь я, право; такой ты молодой, а говоришь – словно сорок лет тебе. 202 Бобров . Ничего тут нет удивительного, Марья Гавриловна. Я вам вот что скажу – это, впрочем, по секрету-с – я вот дал себе обещание, какова пора ни мера, выйти в люди-с. У меня на этот предмет и план свой есть. Так оно и выходит, что жена в евдаком деле только лишнее бревно-с. А любить нам друг друга никто не препятствует, было бы на то ваше желание. (Подумавши. ) А я, Машенька, хотел вам что-то сказать. Марья Гавриловна . Что еще? Бобров . А вы поцелуйте меня. Марья Гавриловна . Ах ты дурачок! а я думала, что он и взаправду дело скажет. Целуются. Бобров . Ах ты, господи! (Вздыхает. ) Марья Гавриловна . Ну, чего вздыхаешь-то? Бобров . Да как же-с; ведь вот, кажется, целый бы век сидел тут подле вас да целовался. Марья Гавр иловна. Это ты не глупо вздумал. В разговоре-то вы все так, а вот как на дело пойдет, так и нет вас. (Вздыхает. ) Да что ж ты, в самом деле, сказать-то мне хотел? Бобров . А вот что-с. Пришел я сегодня в присутствие с бумагами, а там Змеищев рассказывает, как вы вчера у него были, а у самого даже слюнки текут, как об вас говорит. Белая, говорит, полная, а сам, знаете, и руками разводит, хочет внушить это, какие вы полненькие. А Федор Гарасимыч сидит против них, да не то чтоб смеяться, а ровно колышется весь, и глаза у него так и светятся, да маленькие такие, словно щелочки или вот у молодой свинки. Марья Гавриловна . Ну, так что ж? Бобров . А я к тому это, Машенька, говорю, что если вы не постоите, так и Дернову и мне хорошо будет. Ведь он влюблен, именно влюблен-с; не махал бы он этак руками-то, да и Дернову бы позволения не дал… (Ласкается к ней. Марья Гавриловна задумывается. ) — 144 —
|