– Вы?пито! – бессмысленно пробормотал он наконец, щелкая себя в галстух. – Да, было-таки… Но какую мы свежую икру ели… сливки! Пробормотавши это, он опять замолчал и через четверть часа встал и направился к выходу. Но тут обернулся и крикнул: – Засу?шины вы! все вы еще в пеленках высохли!.. Государство… туда же! Вот мы когда-нибудь с Петром Николаичем… разберем! И исчез. Споры возобновились, но Люберцев был слегка задумчив. Он вспомнил вещие слова отца: иной раз пренебрежешь человеком, а он в самонужнейших окажется… «Что?, ежели этот шалопай, в самом деле…» – тревожился он. И на другой день, урвавши четверть часа у прогулки, он зашел к Сереже и застал его в самом разгаре туалетной деятельности. – А! Люберцев! – воскликнул Ростокин, слегка удивленный, – каким добрым ветром тебя занесло? Оказалось, что он действительно был так пьян накануне, что все забыл. – Да так, повидаться захотелось. Давно уж… – И я давно собираюсь к тебе. У тебя, говорят, умные вечера завелись… надо, надо послушать, что? умные люди говорят. Ведь и я с своей стороны… Вместе бы… unitibus…[37] как это? И он начал, по обыкновению, твердить, que tout est ? refaire. Твердил бестолково, вращая зрачками, грозя пальцем и ссылаясь на Петра Николаича. – Ежели вы, господа, на этой же почве стоите, – говорил он, – то я с вами сойдусь. Буду ездить на ваши совещания, пить чай с булками, и общими усилиями нам, быть может, удастся подвинуть дело вперед. Помилуй! tout croule, tout roule[38] – а у нас полезнейшие проекты под сукном по полугоду лежат, и никто ни о чем подумать не хочет! Момент, говорят, не наступил; но уловите же наконец этот момент… sacrebleu!..[39] Генечка слушал терпеливо и от времени до времени качал головой. Он рад был, что вчерашняя история кончилась так благополучно. Так проводит свой день государственный по?слушник Евгений Филиппыч Люберцев и кончает его пунктуально в час ночи, когда мирно отходит ко сну. Немного спустя, ему дали составить другую записку. Давно уже начали собирать данные о необходимости восстановить заставы и шлагбаумы,* и наконец отовсюду получены были ответные донесения. Оказывалось, что заставы и шлагбаумы не только полезны, но и самое восстановление их может совершиться легко, без потрясений. Столбы старых шлагбаумов еще доселе стоят невредимы, следовательно, стоит только купить новые цепи и нанять сторожа (буде военное ведомство не даст караула) – и города вновь украсятся и процветут. При сем прилагались и штаты. Генечка рассмотрел это дело очень внимательно. Он воздержался от рассуждений и только в одном месте упомянул об обывательских страстях, к ограждению от коих преимущественно должны служить заставы. Штаты он нашел умеренными и с помощью первых четырех правил арифметики легко вывел среднюю сумму предстоящих издержек. Оставалось только найти источник для удовлетворения нового расхода. Люберцев сходил за справкой в министерство финансов, но там ему сказали, что государственное казначейство и без того чересчур обременено. Слышал он мельком, что где-то существует калмыцкий капитал, толкнулся и туда, но там встретил почти враждебный отпор («вам какое дело?»). Предстояло одно из двух: или обратить дело к дополнительным запросам, – но тогда оно затянулось бы на неопределенное время, – или же ограждение обывателей от собственных их страстей произвести на счет их самих. — 80 —
|