|
Один городничий тоже славился бескорыстием, а, сверх того, любил богу молиться и ни одной церковной службы не пропускал. И бог ему за это посылал. Увидевши, что городничий взяток не берет, а между тем пить-есть ему надобно, обыватели скоро нашли средство, как этому делу помочь. Кому до городничего дело есть, тот купит просвирку,* вырежет на донышке мякиш да и сунет туда по силе возможности: кто золотой, кто ассигнацию. А городничий просвире всегда очень рад. Начнет кушать и вдруг – ассигнация! – Домнушка! дети! – кликнет он домочадцев, – посмотрите-ка, что нам бог послал! И все радуются. А однажды так в рыбе четыре золотых нашел – то-то были радости! И что ж! даже тут нашлись завистники. Узнал стряпчий, что городничий просвиры с ассигнациями ест, – стал доносом грозить. Но тут уж обыватели городничего выручили: начали по две просвирки носить. Одну для городничего, другую – для стряпчего. И по две рыбы. И опять настала в городе тишь да гладь да божья благодать. Один городничий дочь замуж выдавал, а перед этим он только что взятки перестал брать. Говорила ему жена: «Рано ты, Антон Антоныч, на покой собрался!» – а он не послушался. Заладил: «Будет!» – и свадьбу дочери из вида упустил. Вот, когда дело с женихом уж сладилось и надо было приданое готовить, жена и начала к нему приставать: «Говорила я тебе, что рано ты на покой собрался!» А через час еще: «Говорила я тебе, что рано…» А через два часа опять: «Говорила я тебе…» Да таким образом через час по ложке. Долбила да долбила, и до того додолбилась, что ошалел городничий. Самому жалко стало. И вот взмолился он: «Просвети, боже, сердца краснорядцев, бакалейщиков, погребщиков, мясников и рыбников! И научи их! Дабы не во взятку, но в приношение, и не по принуждению, а от сердца полноты!» И молитва его была тайная, только слышал ее квартальный надзиратель. И что же! не прошло двух дней, как краснорядцы целые вороха материй городничихе нанесли, погребщики – ящики с винами, бакалейщики – кульки бакалеи всякой, а откупщик – тысячу рублей прислал! Сыграл городничий свадьбу на славу и вслед за тем в отставку вышел: «Это, говорит, моя лебединая песня была!» Вскоре после этого он тут же под городом и именьице купил, и теперь земским деятелем по выборам служит и всем рассказывает, как он несчастлив был, когда взятки брал, и как был потом вознагражден, когда перестал взятки брать. – То ли дело, – говорит, – как на совести-то ни пятнышка! Встретишься с обывателем – прямо ему в глаза смотришь! — 21 —
|