|
Вызывают, например, однажды Шешковского и предлагают ему вопросы. Старик, конечно, очень рад посодействовать, хотя, из кокетства, и жалуется на ревматизм. – Всего больше, – говорит он, – надо избегать путаницы. Затеявши предприятие, необходимо зрело обдумать оное, не обращая внимания на подстрекательства темперамента и в особенности не дозволяя себе несвоевременной болтовни. Язык мой – враг мой, говорил я себе всякий раз, когда собирался в поход, и никогда не раскаивался в том, что содержал эту пословицу в памяти. То же самое нужно сказать и относительно самого выполнения предприятий. Никогда не следует спешить и суетиться, ибо, спеша и волнуясь, мы девяносто девять раз из ста рискуем попасть пальцем в небо. Конечно, юридическая ошибка сама по себе не представляет важности, но часто она увлекает нас совсем не в ту сторону, куда надо. Многое даже не бесполезно предоставить времени. Ибо ежели мы действуем благоразумно и притом воспитательно, то и время, или, лучше сказать, дух оного, постепенно принимает споспешествующий характер. По крайней мере, я всегда так поступал. Всякий раз, как предприятие ставило меня в тупик, я говорил себе: пускай лучше дело полежит! И никогда не раскаивался. Высказавши это, Шешковский вновь повторяет жалобы на ревматизм и улетает. – Какой у этого старика замечательный деловой смысл! – дивятся молодые люди. – Да, был в старые годы смысл! был смысл! – вздыхает тайный советник (из ропщущих), который, за простоту, допущен в среду молодой компании. – Какая отчетливость! какое глубокое знание споспешествующих свойств времени! Но в другой раз с тем же Шешковским случилась целая история. Зовут его, стучат – не идет, да и полно. «Уж не позвал ли его на партию в ламуш граф Ушаков?» – догадываются некоторые, как вдруг появляется урядник Купцов (не тот, который в тридцатых годах стегал «питомцев славы», а предок его, современник и сотрудник Шешковского) и докладывает, что Шешковского бесплодно ждать, потому что душа у него была смертная и вместе с телом без остатка истлела… Поднимается суматоха; дебатируется вопрос: кто же являлся под именем Шешковского в прошлый сеанс? И что ж открывается? – что в прошлый сеанс разговаривал чревовещатель, которого любезный хозяин посадил в соседнюю комнату. В сей крайности решаются вызвать фон Фока. Последний является и отсырелым голосом объявляет, что хотя душа у него и не вполне смертная, но частица ее порядком-таки попорчена… – Однако какая жестокая будущность! – провозглашает один из присутствующих. — 198 —
|