|
Одним словом, это была тоска проснувшегося Стыда… Мы не спрашивали себя, что такое Стыд, а только чувствовали присутствие его. И в нас самих, и в обстановке, которою мы были окружены, и на улице – везде. Стыд написан был на лицах наших, так что прохожие в изумлении вглядывались в нас… . . . . . . . . . . Что было дальше? к какому мы пришли выходу? – пусть догадываются сами читатели. Говорят, что Стыд очищает людей, – и я охотно этому верю. Но когда мне говорят, что действие Стыда захватывает далеко, что Стыд воспитывает и побеждает, – я оглядываюсь кругом, припоминаю те изолированные призывы Стыда, которые от времени до времени прорывались среди масс Бесстыжества, а затем все-таки канули в вечность… и уклоняюсь от ответа. Из других редакций<Отрывок черновой редакции неопубликованной главы>*X[47]Было уже около полудня, когда мы проснулись мрачные и вдобавок одержимые нестерпимой головной болью. Долгое время ходили мы рядом взад и вперед по комнатам, не говоря ни слова, опустивши глаза в землю, словно совестясь друг друга. Заключительное пьянство вчерашнего вечера как будто накинуло покров на все прошлое. Припоминалось что-то, но неясно, в виде обрывков. Вынырнет вдруг – и опять сейчас же утонет. Или вдруг мучительно загорится, словно весь мозг насквозь прожжет, и опять затихнет. «Что такое было? что теперь происходит?» – вот единственная мысль, которая с некоторою ясностью выделялась из этого хаоса. Должно быть, однако ж, усиливаясь разрешить этот вопрос, я кой-что припомнил-таки, потому что вдруг из груди моей вырвалось восклицание: – Чем же это кончится? Глумов посмотрел на меня исподлобья и, ни слова не ответив, продолжал шагать. – Неужто надо идти еще дальше, чтобы установить в квартале свою репутацию? – настаивал я, – вспомни, что вчера говорил Очищенный! Эти анекдоты, эта мораль… ведь стены квартиры нашей, я думаю, провоняли от этих разговоров! Глумов! Да отзовись же! Не молчи! – Продолжай, любезный, я слушаю. – Помнишь, как он говорил: «сыт, одет, обут – и молчи»? Помнишь? – Помню. – И еще, как он рассказывал про свои подвиги у Доминика: «Съешь три куска кулебяки, а при расчете говоришь один»? – Помню и это. – Ведь от этих анекдотов смрад по земле идет! – А ты думал, что, «установляя репутацию», райские духи нюхаючи ходят? – Как же, однако, с этим быть? Что делать? – Прежде всего отказаться от бесполезного нытья, а потом – опохмелиться, потому что голова смерть трещит. — 223 —
|