|
«Благонамеренные речи» формировались поначалу как публицистический, журнальный цикл. Этим объясняется как динамичность, оперативность отклика на те глубинные сдвиги и изменения, которые имели место в российской действительности конца 60-х – середины 70-х годов, так и широта жизненных наблюдений. Сфера их объемлет здесь и исключительно быстрые процессы капитализации пореформенной России, и судьбы помещичьего хозяйства после реформы 19 февраля 1861 года, и состояние народных нравов, и повседневный, обывательский провинциальный быт. Как справедливо отмечает Е. Покусаев, по своему замыслу «Благонамеренные речи» – одно из синтетических произведений Салтыкова-Щедрина[478]. От очерка к очерку «исследовал» Салтыков современный ему срез повседневной, по преимуществу провинциальной жизни на переломе 70-х годов. «Исследовательская» задача определила и специфические средства художественной изобразительности: «Благонамеренные речи» почти свободны от гиперболизации, сатирической фантасмагоричности, элементов гротеска, столь типичных для творческого метода сатирика. В журнальной публикации этот цикл мог восприниматься недостаточно внимательным читателем как более или менее последовательное обозрение внутренней жизни страны, напоминающее хронику «Наша общественная жизнь». Такого – чисто тематического – восприятия «Благонамеренных речей» писателю было явно недостаточно. Для него была крайне важна идейная «сверхзадача», которую он преследовал в этом цикле, цельность сквозной философской мысли. Изменяя структуру цикла при подготовке его к отдельному изданию[479], Салтыков и стремился добиться необходимой ему цельности и стройности произведения, как в отношении идейного. замысла, так и в развитии мысли, в архитектонике воплощения своего замысла. В связи с отдельным изданием «Благонамеренных речей» он писал 1 ноября 1876 года П. В. Анненкову, что «взятые в совокупности, они имеют несколько другой смысл, нежели читанные урывками в журнале». Следует отметить, что критика 70-х годов не смогла достаточно глубоко осмыслить «Благонамеренные речи». Более того, некоторые очерки цикла вызвали открытое раздражение и неприязнь либеральной печати. «К чему же, спрашивается, выводить на свет божий такие головные типы?» – спрашивал по поводу очерка «Еще переписка» рецензент газеты «Новости»[480]. «Тон очерка, – вторил ему другой, – не совсем гармонирует с формою переписки, и потому из-за корреспондирующих между собою героев слишком просвечивает сам автор»[481]. Это избитые типы, писал третий рецензент, «и – главное – такие, на которых и не стоит останавливаться серьезному сатирику»[482]. — 401 —
|