|
Конечно, и «позволь» я, и «не позволь», ни в том, ни в другом случае общественное спокойствие не было бы нарушено, но разве это достаточный резон, чтобы непременно не дозволять? Ужели же перспектива приобрести либеральную репутацию имеет в себе так мало заманчивого, чтобы предпочитать ей перспективы, обещаемые хладным и бесплодным восклицанием: «цыц»? Но в эту минуту размышления мои были прерваны восклицанием Тебенькова: – Какие, однако, это неблагонамеренные люди! Признаюсь, со стороны Тебенькова высказ этот был так неожидан, что я некоторое время стоял молча, словно ошибенный. – Тебеньков! ты! либерал! и ты это говоришь! – наконец произнес я. – Да, я. Я либерал, mais entendons-nous, mon cher[99] В обществе я, конечно, не высказал бы этого мнения; но не высказал бы его именно только потому, что я представитель русского либерализма. Как либерал, я ни в каком случае не могу допустить аркебузированья ни в виде частной меры, ни в виде общего мероприятия. Но внутренно я все-таки должен сказать себе: да, это люди неблагонамеренные!* – Но что? же тебя так поразило во всем, что мы слышали? – Всё! и эта дерзкая назойливость (ces messieurs et ces dames ne demandent pas, ils commandent![100], и это полупрезрительное отношение к авторитету благоразумия и опытности, и, наконец, это поругание всего, что есть для женщины драгоценного и святого! Всё! – Над чем же поругание, однако ж? – Над женским стыдом, сударь! Если ты не хочешь понимать этого, то я могу тебе объяснить: над женскою стыдливостью! над целомудрием женского чувства! над этим милым неведением, ce je ne sais quoi, cette saveur de l’innocence[101], которые душистым ореолом окружают женщину! Вот над чем поругание! Я знал, что для Тебенькова всего дороже в женщине – ее неведение и что он стоит на этой почве тем более твердо, что она уже составила ему репутацию в глазах «наших дам». Поэтому я даже не пытался возражать ему на этом пункте. – Страшно! – продолжал он между тем, – не за них страшно (les pauvres, elles ont l’air si content en d?bitant leurs mesquineries, qu’il serait inutile de les plaindre![102]), но за женщину ! – Позволь, душа моя! Если ты всего больше ценишь в женщине ее невежество… – Не невежество-с, mais cette pieuse ignorance, ce d?licieux parfum d’innocence qui fait de la femme le chef d’oeuvre de la cr?ation![103] Вот что-с! – Ну, хорошо, не будем спорить. Но все-таки где же ты видишь неблагонамеренность? – Везде-с. По-вашему, подкапываться под драгоценнейшее достояние женщины – это благонамеренность? По-вашему, топтать в грязь авторитеты, подкапываться под священнейшие основы общества – это благонамеренность?* Ces gens… пи люди… ces gens qui tra?nent la femme dans la fange…[104] по-нашему, они благонамеренны? Поздравляю-с. — 208 —
|