– Верочка, ты сыграла бы что-нибудь на фортепьянах, мы с Михаилом Иванычем послушали бы! – говорит Марья Алексевна, когда Верочка ставит на стол вторую чашку. – Пожалуй. – И если бы вы спели что-нибудь, Вера Павловна, – прибавляет заискивающим тоном Михаил Иваныч. – Пожалуй. Однако ж это «пожалуй» звучит похоже на тo, что «я готова, чтобы только отвязаться», – думает учитель. И ведь вот уже минут пять он сидит тут и хоть на нее не смотрел, но знает, что она ни разу не взглянула на жениха, кроме того, когда теперь вот отвечала ему. А тут посмотрела на него точно так, как смотрела на мать и отца, – холодно и вовсе не любезно. Тут что-то не так, как рассказывал Федя. Впрочем, скорее всего, действительно, девушка гордая, холодная, которая хочет войти в большой свет, чтобы господствовать и блистать, ей неприятно, что не нашелся для этого жених получше; но презирая жениха, она принимает его руку, потому что нет другой руки, которая ввела бы ее туда, куда хочется войти. А впрочем, это несколько интересно. – Федя, а ты допивай поскорее, – заметила мать. – Не торопите его, Марья Алексевна, я хочу послушать, если Вера Павловна позволит. Верочка взяла первые ноты, какие попались, даже не посмотрев, что это такое, раскрыла тетрадь опять, где попалось, и стала играть машинально, – все равно, что бы ни сыграть, лишь бы поскорее отделаться. Но пьеса попалась со смыслом, что-то из какой-то порядочной оперы, и скоро игра девушки одушевилась. Кончив, она хотела встать. – Но вы обещались спеть, Вера Павловна: если бы я смел, я попросил бы вас пропеть из Риголетто (в ту зиму «La donna e mobile»[4] была модною ариею). – Извольте, – Верочка пропела «La donna e mobile», встала и ушла в свою комнату. «Нет, она не холодная девушка без души. Это интересно». – Не правда ли, хорошо? – сказал Михаил Иваныч учителю уже простым голосом и без снимания мерки; ведь не нужно быть в дурных отношениях с такими людьми, которые допрашивают ординарцев, – почему ж не заговорить без претензий с учителем, чтобы он не сердился? – Да, хорошо. – А вы знаток в музыке? – Так себе. – И сами музыкант? – Несколько. У Марьи Алексевны, слушавшей разговор, блеснула счастливая мысль. – А на чем вы играете, Дмитрий Сергеич? – спросила она. – На фортепьяно. – Можно ли попросить вас доставить нам удовольствие? – Очень рад. Он сыграл какую-то пьесу. Играл он не бог знает как, но так себе, пожалуй, и недурно. — 41 —
|