|
– Так, мой друг, так, – горячо говорил Кирсанов, целуя жену, у которой горели глаза от одушевления. – Так, и до сих пор я не думал об этом, когда это так просто; я не замечал этого! Да, Верочка, никто другой не может думать за самого человека. Кто хочет, чтоб ему было хорошо, думай сам за себя, заботься сам о себе, – другой никто не заменит. Так любить, как я, и не понимать, пока ты сама не растолковала! Но, – продолжал он, уже смеясь и все целуя жену: – почему ж ты видишь в этом надобность теперь? собираешься влюбиться в кого, Верочка, – да? Вера Павловна расхохоталась, и долго они оба не могли сказать ни слова от смеха. – Да, теперь мы оба можем это чувствовать, – заговорила, наконец, она: – я теперь могу, так же, как и ты, наверное знать, что ни с тобою, ни со мною не может случиться ничего подобного. Но, серьезно, знаешь ли, что мне кажется теперь, мой милый: если моя любовь к Дмитрию не была любовью женщины, уж развившейся, то и он не любил меня в том смысле, как мы с тобою понимаем это. Его чувство ко мне было соединение очень сильной привязанности ко мне, как другу, с минутными порывами страсти ко мне, как женщине, дружбу он имел лично ко мне, собственно ко мне; а эти порывы искали только женщины: ко мне, лично ко мне, они имели мало отношения. Нет, это не была любовь. Разве он много занимался мыслями обо мне? Нет, они не были для него занимательны. Да, и с его стороны, как с моей, не было настоящей любви. – Ты несправедлива к нему, Верочка. – Нет, Саша, это так. В разговоре между мною и тобою напрасно хвалить его. Мы оба знаем, как высоко мы думаем о нем; знаем также, что сколько бы он ни говорил, будто ему было легко, на самом деле было не легко; ведь и ты, пожалуй, говоришь, что тебе было легко бороться с твоею страстью, – все это прекрасно, и не притворство; но ведь не в буквальном же смысле надобно понимать такие резкие уверения, – о, мой друг, я понимаю, сколько ты страдал… Вот как сильно понимаю это… – Верочка, ты меня задушишь; и согласись, что, кроме силы чувства, тебе хотелось показать и просто силу? Да, ты очень сильна; да и как не быть сильною с такой грудью… – Милый мой Саша! VIII– Саша, а ведь ты не дал мне договорить о деле, – начала Вера Павловна, когда они часа через два сидели за чаем. – Я тебе не дал договорить? Я виноват? – Конечно, ты. – Кто начал дурачиться? – И не совестно тебе это? – Что? – Что я начала дурачиться. Фи, так компрометировать скромную женщину своею флегматичностью! — 217 —
|