|
– Померла, говорит, в остроге. Мужа отравила. Варвара легла рядом с Софьей, подумала и сказала тихо: – Я бы своего Алёшку извела и не пожалела. – Болтаешь, бог с тобой. Когда Софья засыпала, Варвара прижалась к ней и шепнула на ухо: – Давай Дюдю и Алёшку изведем! Софья вздрогнула и ничего не сказала, потом открыла глаза и долго, не мигая, глядела на небо. – Люди узнают, – сказала она. – Не узнают. Дюдя уже старый, ему помирать пора, а Алёшка, скажут, от пьянства издох. – Страшно… Бог убьет. – А пускай… Обе не спали и молча думали. – Холодно, – сказала Софья, начиная дрожать всем телом. – Должно, утро скоро… Ты спишь? – Нет… Ты меня не слушай, голубка, – зашептала Варвара. – Злоблюсь на них, проклятых, и сама не знаю, что говорю. Спи, а то уж заря занимается… Спи… Обе замолчали, успокоились и скоро уснули. Раньше всех проснулась старуха. Она разбудила Софью, и обе пошли под навес доить коров. Пришел горбатенький Алёшка, совершенно пьяный, без гармоники; грудь и колени у него были в пыли и соломе – должно быть, падал дорогой. Покачиваясь, он пошел под навес и, не раздеваясь, повалился в сани и тотчас же захрапел. Когда от восходившего солнца ярким пламенем загорелись кресты на церкви, потом окна, и через двор по росистой траве потянулись тени от деревьев и колодезного журавля, Матвей Саввич вскочил и засуетился. – Кузька, вставай! – закричал он. – Запрягать пора! Живо! Началась утренняя суматоха. Молодая жидовка, в коричневом платье с оборками, привела во двор лошадь на водопой. Заскрипел жалобно колодезный журавль, застучало ведро… Кузька сонный, вялый, покрытый росой, сидел на повозке, лениво надевал сюртучок и слушал, как в колодезе из ведра плескалась вода, и пожимался от холода. – Тётка, – крикнул Матвей Саввич Софье, – тюкни моему парню, чтобы запрягать шел! И Дюдя в это время кричал из окошка: – Софья, возьми с жидовки за водопой копейку! Повадились, пархатые. На улице взад и вперед бегали овцы и блеяли; бабы кричали на пастуха, а он играл на свирели, хлопал бичом или отвечал им тяжелым, сиплым басом. Во двор забежали три овцы и, не находя ворот, тыкались у забора. От шума проснулась Варвара, забрала в охапку постель и пошла к дому. – Ты бы хоть овец выгнала! – крикнула ей старуха. – Барыня! – Вот еще! Стану я на вас, иродов, работать, – проворчала Варвара, уходя в дом. Подмазали повозку и запрягли лошадей. Из дома вышел Дюдя со счетами в руках, сел на крылечке и стал считать, сколько приходится с проезжего за ночлег, за овёс и водопой. — 239 —
|