|
Вечером нечистый привел к нему высокую, грудастую барыню в красном платье и сказал, что это его новая жена. До самой ночи он всё целовался с ней и ел пряники. А ночью лежал он на мягкой, пуховой перине, ворочался с боку на бок и никак не мог уснуть. Ему было жутко. – Денег много, – говорил он жене, – того гляди, воры заберутся. Ты бы пошла со свечкой поглядела! Всю ночь не спал он и то и дело вставал, чтобы взглянуть, цел ли сундук. Под утро надо было идти в церковь к утрени. В церкви одинаковая честь всем, богатым и бедным. Когда Федор был беден, то молился в церкви так: «Господи, прости меня грешного!» То же самое говорил он и теперь, ставши богатым. Какая же разница? А после смерти богатого Федора закопают не в золото, не в алмазы, а в такую же черную землю, как и последнего бедняка. Гореть Федор будет в том же огне, где и сапожники. Обидно всё это казалось Федору, а тут еще во всем теле тяжесть от обеда и вместо молитвы в голову лезут разные мысли о сундуке с деньгами, о ворах, о своей проданной, загубленной душе. Вышел он из церкви сердитый. Чтоб прогнать нехорошие мысли, он, как часто это бывало раньше, затянул во всё горло песню. Но только что он начал, как к нему подбежал городовой и сказал, делая под козырек: – Барин, нельзя господам петь на улице! Вы не сапожник! Федор прислонился спиной к забору и стал думать: чем бы развлечься? – Барин! – крикнул ему дворник. – Не очень-то на забор напирай, шубу запачкаешь! Федор пошел в лавку и купил себе самую лучшую гармонию, потом шел по улице и играл. Все прохожие указывали на него пальцами и смеялись. – А еще тоже барин! – дразнили его извозчики. – Словно сапожник какой… – Нешто господам можно безобразить? – сказал ему городовой. – Вы бы еще в кабак пошли! – Барин, подайте милостыньки Христа ради! – вопили нищие, обступая Федора со всех сторон. – Подайте! Раньше, когда он был сапожником, нищие не обращали на него никакого внимания, теперь же они не давали ему проходу. А дома встретила его новая жена, барыня, одетая в зеленую кофту и красную юбку. Он хотел приласкать ее и уже размахнулся, чтобы дать ей раза? в спину, но она сказала сердито: – Мужик! Невежа! Не умеешь обращаться с барынями! Коли любишь, то ручку поцелуй, а драться не дозволю. «Ну, жизнь анафемская! – подумал Федор. – Живут люди! Ни тебе песню запеть, ни тебе на гармонии, ни тебе с бабой поиграть… Тьфу!» Только что он сел с барыней пить чай, как явился нечистый в синих очках и сказал: — 157 —
|