|
Ваш А. Чехов. Как-то я писал Вам об Островском. Он опять был у меня. Что сказать ему? Поезжайте в Феодосию! Погода чудная. Сумбатову (Южину) А. И., 10 или 11 марта 1890*783. А. И. СУМБАТОВУ (ЮЖИНУ) 10 или 11 марта 1890 г. Москва. Выбрал для Вас бумагу с ласточками*. Кстати же и весна на дворе. Вчера я получил письмо от Тихонова. Пишет, что не может приехать на Страстной: нет денег на дорогу. А по тону судя, нет и охоты ехать. Если так, то комиссия должна собраться раньше Страстной, не дожидаясь петербургских членов, ибо ввиду отказа Тихонова письмо их утеряло всякое значение*. Не сердитесь на меня, милый князюшка, за то, что я не приехал к Вам обедать. Войдите Вы в мое положение. Еду я через месяц, а работы у меня навалено больше чем на год – этого достаточно, чтобы на мою неделикатность взглянуть снисходительным оком. Надул я Вас только потому, что не знал, что вечером будет комитет, иначе бы я не давал Вам слова. Не сердитесь же, а я Вам за это привезу из Японии будду и голую японку из слоновой кости. Будьте здоровы и небом хранимы. Погода изумительная. Если бы не Сахалин, то я сегодня поехал бы искать дачу. Ваш А. Чехов. На конверте: Леонтьевский пер., д. Сорокоумовского Его сиятельству Александру Ивановичу Сумбатову. Лазареву (Грузинскому) А. С., 13 марта 1890*784. А. С. ЛАЗАРЕВУ (ГРУЗИНСКОМУ) 13 марта 1890 г. Москва. 13 марта. Добрейший Александр Семенович, возвращаю Вам Вашу марку, впрочем не в девственном ее состоянии, а уже приклеенною к конверту сего письма. Письмо Ваше к Суворину* отправил я в корзину, предварительно оторвав чистую половинку почтового листа. Причины таковой варварской расправы кроются в следующих положениях: 1) за гонораром следует адресоваться не к Суворину, а в контору (Невский, 38), у Суворина же Ваше письмо рискует заваляться; 2) все сотрудники (за исключением Шекспира, меня) за первые свои рассказы в «Новом времени» получали сплошной пятачок – это правило, нарушаемое очень и очень редко; чтобы Вам за свой рассказ «Побег» получить 7–8 коп. и чтобы ходатайство мое в этом направлении имело силу, Вам следует написать еще 2–3 рассказа и потом уж подать общий счет. Послушайтесь меня! Ваш «Побег» неплох*, но сделан больше чем небрежно. Аникой и Прохором называется у Вас одно лицо. Я исправлял, исправлял и все-таки прозевал одного Прохора, и он удержался-таки и, вероятно, породил недоумение не у одного внимательного читателя. Засим стройте фразу, делайте ее сочней, жирней, а то она у Вас похожа на ту палку, которая просунута сквозь закопченного сига. Надо рассказ писать 5–6 дней и думать о нем всё время, пока пишешь, иначе фразы никогда себе не выработаете. Надо, чтоб каждая фраза, прежде чем лечь на бумагу, пролежала в мозгу дня два и обмаслилась. Само собой разумеется, что сам я по лености не придерживаюсь сего правила, но Вам, молодым, рекомендую его тем более охотно, что испытал не раз на себе самом его целебные свойства и знаю, что рукописи всех настоящих мастеров испачканы, перечеркнуты вдоль и поперек, потерты и покрыты латками, в свою очередь перечеркнутыми и изгаженными… — 17 —
|