|
Но наиболее важным для атрибуции является письмо Давыдова, полученное Чеховым приблизительно за две недели до наиболее вероятного времени писания заметки, как бы дающее материал для всех главных ее тем и мотивов и провоцирующее самый ее тон. В нем говорится о денежных делах, есть и семейная тема, идет речь о плохом ведении дела в «антихудожественном» Петербурге, сквозит и «горячее отношение к искусству» и независимость, нежелание подчиниться тому, что в театре видят «торговое предприятие», и готовность «бросить все» (как он и сделал за два года перед тем). «Что сказать Вам о себе? В семье у меня, слава богу, обстоит благополучно, в этом отношении я совершенно счастлив и покоен. Не могу сказать того же о моей театральной деятельности. Театральное дело здесь ведется так плохо, что заставляет меня весьма и весьма часто переживать очень тяжелые минуты. В такие минуты является горячее желание бросить это дело (которое я, между прочим, так люблю) и уйти куда-нибудь подальше, так, чтобы даже и не слыхать о театре. Невыразимо тяжело и грустно видеть, что из этого дела, которое я привык ставить так высоко, которому придаю такое громадное воспитательное значение, здесь, где имеются все средства для хорошего ведения этого дела, сделали какое-то торговое предприятие, единственное назначение которого давать во что бы то ни стало большие барыши. Для достижения этой цели всякие средства считаются пригодными; и в этом храме искусства, превращенном в толкучий рынок, не стыдятся торговать таким хламом, как все те пиэсы, которые для нынешнего дня составляют преобладающий элемент в репертуаре текущего сезона, лишь бы этот хлам давал хороший доход. Да и это ли одно!» «Впрочем, обо всем этом, – заключал Давыдов, – поговорим при свидании» (15 января 1889 г. – ГБЛ ). Свиданье это состоялось через неделю, когда Чехов приехал в Петербург, их было даже два – 21 и 22 (или 23) января (Летопись , стр. 219–220), оба были продолжительны, и собеседники имели возможность более подробно обсудить все эти вопросы. Во время этих свиданий Чехов мог и в полной мере познакомиться с «чувством независимости в артисте», которым тот мог поспорить с самим предполагаемым автором заметки, так это чувство ценящим. «С нудным Давыдовым ссорюсь и мирюсь по 10 раз на день», – писал он в эти дни М. П. Чехову (Письма, т. 3. стр. 141). Спор шел о новой редакции пьесы «Иванов». «После Вашего ухода, – писал Давыдов, – я еще несколько раз прочитал роль Иванова в новой редакции и положительно не понимаю его теперь <…> Как друг, как человек, уважающий Ваш талант и желающий Вам от души всех благ, наконец, как актер, прослуживший искусству 21 год, я усердно прошу Вас оставить мне Иванова, каким он сделан у Вас в первой переделке, иначе я его не понимаю и боюсь, что провалю . Даю Вам слово, что это не каприз, а чистосердечное объяснение и желание как Вам, так и себе добра. Если почему-либо нельзя исполнить мою просьбу, то я готов с большим удовольствием играть Косых, чем Иванова» (ГБЛ ; дата рукой Чехова: «89.I.22»; подчеркнуто адресантом; Письма, т. 3, стр. 381). — 195 —
|