|
Но при чисто языковых совпадениях всегда остается возможность того, что одна и та же, даже не совсем обычная форма, может встретиться у разных писателей – в случае, когда они черпают из общего источника, например городского просторечия этого же времени. Так, приводившаяся выше употребляющаяся у Чехова форма «даден» встречается у В. А. Слепцова («Вечер», 1862) и у Д. С. Дмитриева («Зарок даден». – «Свет и тени», 1881, № 2). Очевидно, гораздо большую доказательную силу представляют собой совпадения другого рода – тождество пар «ситуация – форма» («предмет – слово»). Определенная связь между ситуацией и речевыми (шире – стилистическими) формами ее выражения есть у всякого писателя, и его стиль может быть описан способом составления правил этой зависимости. В разных произведениях, но в сходных положениях появляются одни и те же словесные формулы. Таковы у Чехова формулы «искусство ведь» («поэзия ведь», «Тургенев ведь») или «воздух и экспрессия», многократно возникающие в речах невежд или дилетантов при обсуждении ими вопросов искусства (см. «Скверная история», «Теща-адвокат», «В ландо», «О драме», «Контрабас и флейта», «Юбилей», «Произведение искусства», «Талант», «В Москве», «Ариадна»; ср. включение этих слов в общий иронический контекст в письме к Ф. О. Шехтелю от 8 июня 1886 г.). В произведениях отдела «Dubia» настоящего тома есть немало случаев, когда некий объект или коллизия в атрибутируемых текстах описывается в тех же или близких речевых формах, что и сходная ситуация в вещах доподлинно чеховских (см. комментарии к «Московской езде»*, рассказам «Ревнивый муж и храбрый любовник», «Мачеха», фельетонам* «Будильника» 1885–1886 гг.). Если в юмористических мелочах Чехов в значительной мере опирался на традицию юмористических журналов, то совершенно иная картина была при обращении его к жанру рассказа-сценки. Разумеется, и здесь он кое-что нашел готовым в юмористической традиции. Это были прежде всего некоторые технические приемы, например обозначение места действия в начале рассказа номинативным предложением, диалогическое начало, использование комических фамилий и названий (особенность, надолго сохранившаяся в прозе Чехова), изображение душевных движений через внешние их проявления – мимику, жесты. Но, хотя проблема влияния юмористики и малой прессы на создание нового типа литературного мышления у Чехова достаточно сложна, в целом можно сказать, что в коротком рассказе он с самого начала был достаточно своеобразен. Оригинальность поэтики, стиля и языка раннего Чехова в жанре рассказа-сценки отчетливо видна при сопоставлении с произведениями писателей-юмористов 80-х гг. XIX века. Оно показывает, что поэтика рассказа раннего Чехова чрезвычайно далека от шаблонной поэтики его предшественников и современников – авторов сценок и рассказов юмористических журналов этого времени: В. В. Билибина (И. Грэк), И. А. Вашкова, А. М. Герсона, А. М. Дмитриева (Барон И. Галкин), Ф. В. Кугушева, Н. А. Лейкина, В. О. Михневича, И. И. Мясницкого, А. Немеровского, А. М. Пазухина, А. П. Подурова, А. А. Плещеева, Л. Г. Рахманова, А. В. Ястребского и др. В юмористике 70-х – 80-х годов Чехов не видел авторитетного и влиятельного предшественника. — 114 —
|