|
Самый большой и самый «голосистый» (50 голосов) кандидат Ланин сам отказался от баллотировки. Не знаю, отчего он отказался*. * * *Поедают они у Оливье жирные, двухрублевые обеды, женятся на богатых купчихах, пьют монахор, глотают устриц… И устрицы лезут им в глотку! Я говорю о благополучно витийствующих прокурорах, плачущих за человека защитниках, добродетельных педагогах, неустанно визитирующих докторах, вообще о всех тех, которые когда-то были «недостаточными» и брали взаймы у Общества вспомоществования недостаточным студентам. Это общество собирается петь свою лебединую песню*. Медленно, систематически обираемое в продолжение нескольких лет, оно наконец падает на спину и испускает свой последний вздох, свою последнюю, бессильную, никем не слушаемую жалобу. Господа прокуроры, доктора и педагоги не находят нужным платить обществу свой долг. Некогда им думать о каких-нибудь – фи! – пятидесяти, ста рублях! Они заняты своею сытостью. И устрицы лезут им в глотку! Лезут и будут лезть. Редки нынче хорошие плательщики, так редки, что хоть в музей их сажай. Недаром мы на платящего долг смотрим, как на полубога… Неужели, господа, чтобы уплатить сторублевый долг, недостаточно одной только нашей обыкновенной воспитанности, а нужна еще какая-то необыкновенная порядочность, из ряда вон выходящая честность? Впрочем, все подобные вопросы стары, как петербургские балерины. * * *Нужно выбрать самую строгую классную даму, снабдить ее строжайшей инструкцией, разозлить и отправить к нашим московским танцовщицам. Пусть-ка потреплет их хорошенько! Дело в том, что наши плясуньи крайне невоспитанный народ. Они и невежливы и упрямы, что не может быть терпимо в таком крайне благоустроенном обществе, как наше московское. Привожу пример их неучтивого упрямства. Наша дирекция, «непрестанно пекущаяся о благосостоянии вверенного ей края», решила оставить за штатом некоторых балерин. Исполнителями этого решения явились г. Пчельников и его социус Гершельман* (жидок?). К чести их сказать, насильственных мер они не употребляли: за шиворот не брали, за полицией не посылали и с лестницы не спускали. Действовали же они, как искусные и гуманные дантисты*: учтиво, быстро и, главное, внезапно. Когда танцовщицы во время второго действия подняли вверх левые ноги, чтобы пробежать вдоль всей сцены на носках правых, к ним подошел сторож и заявил им, что они попали в тираж. Ошеломленные танцовщицы попадали в обморок, очнувшись же, нарушили общественную тишину и спокойствие. Они расплакались, раскричались. За них заступился сангвиник «Курьер»* и… заварилась каша! Что тут нужно было делать? За Пчельникова и Ко нашелся г. Вальц*. На опере «Демон», во время апофеоза, танцовщицы, изображавшие ангелов, были сброшены вниз, не помню, с какой вышины, и получили ушибы. И все-таки сопротивляются! Посылайте классную даму… Пусть эта дама зайдет предварительно в баню и возьмет там березовый веник. — 31 —
|