|
– Нет. Он, папа, такой застенчивый! – Застенчивый… Знаем мы их застенчивость! Глаза отводит. Подожди, я его сейчас пришлю сюда. Покончи с ним, матушка! Нечего церемониться… Пора. Изволь-ка, матушка, того… Не молоденькая… Фокусы, небось, все уже знаешь! Papa исчез. Минут через десять, робко пробираясь кустами сирени, показался художник. – Вы меня звали? – спросил он Лелю. – Звала. Подойдите сюда! Полно вам меня бегать! Садитесь! Художник тихохонько подошел к Леле и тихохонько сел на краешек скамьи. «Какой он хорошенький в темноте!» – подумала Леля и, обратясь к нему, сказала: – Расскажите-ка что-нибудь! Отчего вы такой скрытный, Федор Пантелеич? Отчего вы всё молчите? Отчего вы никогда не откроете предо мной свою душу? Чем я заслужила у вас такое недоверие? Мне обидно, право… Можно подумать, что мы с вами не друзья… Начинайте же говорить! Художник откашлялся, прерывисто вздохнул и сказал: – Мне вам многое нужно сказать, очень многое! – В чем же дело стало? – Боюсь, чтоб вы не обиделись. Елена Тимофеевна, вы не обидитесь? Леля захихикала. «Настала минута! – подумала она. – Как дрожит! Как он дрожит! Поймался, голубчик?» У Лели самой затряслись поджилки. Ее охватил столь любезный каждому романисту трепет. «Минут через десять начнутся объятия, поцелуи, клятвы… Ах!» – замечтала она и, чтобы подлить масла в огонь, своим обнаженным горячим локтем коснулась художника. – Ну? В чем же дело? – спросила она. – Я не такая недотрога, как вы думаете… (Пауза.) Говорите же!.. (Пауза.) Скорей!! – Видите ли… Я, Елена Тимофеевна, ничего в жизни так не люблю, как художество… искусство, так сказать. Товарищи находят, что у меня талант и что из меня выйдет неплохой художник… – О, это наверное! Sans doute![68] – Ну, да… Так вот… Люблю я свое искусство… Значит… Я предпочитаю жанр, Елена Тимофеевна! Искусство… Искусство, знаете ли… Чудная ночь! – Да, редкая ночь! – сказала Леля и, извиваясь змеей, съежилась в шали и полузакрыла глаза. (Молодцы женщины по части амурных деталей, страсть, какие молодцы!) – Я, знаете ли, – продолжал Ногтев, ломая свои белые пальцы, – давно уже собирался поговорить с вами, да всё… боялся. Думал, что вы рассердитесь… Но вы, если поймете меня, то… не рассердитесь. Вы тоже любите искусство! – О… Ну да… Как же! Искусство ведь! – Елена Тимофеевна! Вы знаете, зачем я здесь? Вы не можете догадаться? Леля сильно сконфузилась и, якобы нечаянно, положила свою руку на его локоть… — 127 —
|