|
Пять часов. Сад на низком фоне свинцово-синей тучи. Высовывался из окна под редкие капли дождя на эту сырую пахучую свежесть, в одной рубашке – необыкновенно приятно, но почему-то страшно напомнило детство, свежесть и радость первых дней жизни. Все дождь – до заката. К закату стало на западе, под тучей, светиться. Сейчас шесть. В комнате от заката, сквозь ветки палисадника, пятно странного зелено-желтого света. Опять прошел день. Как быстро и как опять бесплодно! [На этой записи кончаются деревенские записи Бунина, находящиеся в архиве. Дневник его с записями от 2 августа 1917 года до мая 1918 попал каким-то образом в Сибирь и отрывки из него были опубликованы в «Новом мире», Москва (10/1965, стр. 213–221), но среди напечатанного нет записей после 21 ноября 1917 года. 25 июля 1917 года Бунин в письме Нилусу писал, между прочим, следующее:] […] Добрых и бодрых настроений твоих не разделяю. В будущем, конечно, лучше будет – и относительно, и безотносительно, но кто же вернет мне прежнее отношение к человеку? Отношение это стало гораздо хуже – и это уже непоправимо. До ярости, до боли кровной обиды отравляемся каждый день газетами. Порою прямо невыносима жизнь и здесь. […] [В письме от 7 октября он пишет:] […] прости, что так мало и редко пишу, – скверно себя чувствую, примотаны нервы всем, что творится, до-нельзя, а тут еще новая беда – болен Юлий Алексеевич (которого ты вообще не узнал бы теперь, – так он постарел, ослабел, изменился). […] – думаю, что это неизлечимо, и полон самых ужасных ожиданий. […] Пока сидим в деревне. Скверно и жутко порой, но что делать! В Москву хотим поехать к концу октября. […] [16 октября Бунин все еще из деревни пишет Нилусу:] […] В Одессу на зиму? И это серьезно? Но, дорогой, где-же там жить, что есть? (Хотя я, вообще, не понимаю – где мы будем жить и что будем есть! Серьезно – трагическое положение!). […] В деревне невыносимо и оч[ень] жутко. [В деревне Бунины оставались до конца октября. В дневничке Веры Николаевны сказано:] 22 октября: Первое известие о погромах за Предтечевым. […] Волнение среди местной интеллигенции. Сборы. [23 октября Бунин навсегда покидает родные места. Конспект Веры Ник.:] Бегство на заре в тумане. Пленные. Последний раз Глотово, Озерки, Большая дорога… Бабы: «войну затеяли империалисты». Бешеная езда. Рассыпалось колесо. Семь верст пешком в валенках и шубах. Елец. Ни единой комнаты ни в одной гостинице. [В Ельце Бунины пробыли до 25 октября (остановившись у Борченко), в Москву выехали 25-го. «Отъезд в I классе, – записано у В. Н., - мы – втроем и Орлов. Солдаты в проходах. Отношение не вражд[ебное]». — 85 —
|