|
[Встреча произошла в Москве, и Иван Алексеевич вернулся в деревню с Колей Пушешниковым.] 1909[2 января 1909 года Бунин пишет Нилусу:] […] Был и я болен с неделю, только нынче чувствую себя мало-мальски сносно. Дьявольский насморк, жар, гастрит – и такой геморой, что и Павлыч бы позавидовал. Это меня выбило из седла, а то было работалось недурно. […] [10 января 1909 года он пишет:] […] Мои планы таковы: досидеть здесь, если возможно – хотя устал очень, – до начала февраля. Затем на несколько дней – Москва. Затем – в середине февраля – в Одессу недели на две. К 1-му марта туда подъедет Вера и поехать за границу. […] [Планы, видимо, несколько изменились: в Одессу Бунин поехал вместе с Верой Николаевной и 28 февраля они уехали за границу. «Вена, Инсбрук, Бреннер-Пасс, Верона, Рим, Неаполь, Капри, Горькие, „Отель Пагано“», записывает в дневничке-конспекте В. Н. Поездка эта описана в «Беседах с памятью», Италия1:] […] Хотя мы платили в «Пагано» за полный пансион, но редко там питались. Почти каждое утро получали записочку [от Горьких. – М. Г.], что нас просят к завтраку, а затем придумывалась всё новая и новая прогулка. На возвратном пути нас опять не отпускали, так как нужно было закончить спор, дослушать рассказ или обсудить «животрепещущий вопрос». […] [17 марта, как отмечено в дневничке В. Н., именины Горького, танцы, тарантелла, пение, мандолина, стихи. 19 марта отъезд на пароходе в Сицилию:] […] Несколько дней мы осматривали столицу Сицилии, смотрящую на север, в бухте которой никогда не отражаются ни солнце, ни месяц. Мы восхищались замечательными византийскими мозаиками, испытывали жуткое чувство при виде мумий, лишь едва истлевших в подземелье какого-то монастыря. Особенно жуткое впечатление произвела невеста в белом подвенечном платье. Из Палермо мы отправились в Сиракузы. […] Оттуда поехали в Мессину, где испытали настоящий ужас от того, что сделало землетрясение. […] [26 марта опять на Капри:] […] Ян всегда был в ударе. Нужно сказать, что Горький возбуждал его сильно, на многое они смотрели по-разному, но все же главное они любили по-настоящему. […] [2 апреля в дневничке у В. Н. записано:] Рим захватил меня. Погода дивная. С 9 ч. до 9 осмотр города, в 9 спать. [В Риме прожили неделю. «Еще не раз приедем сюда, – говорил Бунин, – и увидим пропущенное». 9 апреля вернулись на Капри. В. Н. пишет:] Последнее наше пребывание на Капри было тихое, мы продолжали почти ежедневно бывать у Горьких. Иногда втроем – писатели и я – гуляли. Они часто говорили о Толстом, иногда не соглашались, хотя оба считали его великим, но такой глубокой и беззаветной любви, какая была у Ивана Алексеевича, я у Горького не чувствовала. Алексей Максимович рассказывал о пребывании Льва Николаевича в Крыму, в имении графини Паниной, в дни, когда боялись, что Толстой не перенесет болезни, и о том, как один раз взволнованная Саша Толстая верхом прискакала к нему о чем-то советоваться. Вспоминал он, как однажды видел Льва Николаевича издали, когда тот сидел в одиночестве на берегу: — 38 —
|