|
– Почему же врал? – нахмурился он опять, уставившись в землю. Я извинился и стал уверять, что не выпытываю. Он покраснел. – Он правду говорил; я пишу. Только это всё равно. С минуту помолчали; он вдруг улыбнулся давешнею детскою улыбкой. – Он это про головы сам выдумал, из книги, и сам сначала мне говорил, и понимает худо, а я только ищу причины, почему люди не смеют убить себя; вот и всё. И это всё равно. – Как не смеют? Разве мало самоубийств? – Очень мало. – Неужели вы так находите? Он не ответил, встал и в задумчивости начал ходить взад и вперед. – Что же удерживает людей, по-вашему, от самоубийства? – спросил я. Он рассеянно посмотрел, как бы припоминая, об чем мы говорили. – Я… я еще мало знаю… два предрассудка удерживают, две вещи; только две; одна очень маленькая, другая очень большая, Но и маленькая тоже очень большая. – Какая же маленькая-то? – Боль. – Боль? Неужто это так важно… в этом случае? – Самое первое. Есть два рода: те, которые убивают себя или с большой грусти, или со злости, или сумасшедшие, или там всё равно… те вдруг. Те мало о боли думают, а вдруг. А которые с рассудка – те много думают. – Да разве есть такие, что с рассудка? – Очень много. Если б предрассудка не было, было бы больше; очень много; все. – Ну уж и все? Он промолчал. – Да разве нет способов умирать без боли? – Представьте, – остановился он предо мною, – представьте камень такой величины, как с большой дом; он висит, а вы под ним; если он упадет на вас, на голову – будет вам больно? – Камень с дом? Конечно, страшно. – Я не про страх; будет больно? – Камень с гору, миллион пудов? Разумеется, ничего не больно. – А станьте вправду, и пока висит, вы будете очень бояться, что больно. Всякий первый ученый, первый доктор, все, все будут очень бояться. Всякий будет знать, что не больно, и всякий будет очень бояться, что больно. – Ну, а вторая причина, большая-то? – Тот свет. – То есть наказание? – Это всё равно. Тот свет; один тот свет. – Разве нет таких атеистов, что совсем не верят в тот свет? Опять он промолчал. – Вы, может быть, по себе судите? – Всякий не может судить как по себе, – проговорил он покраснев. – Вся свобода будет тогда, когда будет всё равно, жить или не жить. Вот всему цель. – Цель? Да тогда никто, может, и не захочет жить? – Никто, – произнес он решительно. – Человек смерти боится, потому что жизнь любит, вот как я понимаю, – заметил я, – и так природа велела. — 70 —
|