Ставрогин стоял среди залы и не отвечал ни слова. Он захватил левою рукой слегка клок своих волос и потерянно улыбался. Петр Степанович сильно дернул его за рукав. – Пропали вы, что ли? Так вы вот за что принялись? На всех донесете, а сами в монастырь уйдете или к черту… Но ведь я вас всё равно укокошу, хоть бы вы и не боялись меня! – А, это вы трещите? – разглядел его наконец Ставрогин. – Бегите, – очнулся он вдруг, – бегите за нею, велите карету, не покидайте ее… Бегите, бегите же! Проводите до дому, чтобы никто не знал и чтоб она туда не ходила… на тела… на тела… в карету силой посадите. Алексей Егорыч! Алексей Егорыч! – Стойте, не кричите! Она уж теперь в объятиях у Маврикия… Не сядет Маврикий в вашу карету… Стойте же! Тут дороже кареты! Он выхватил опять револьвер; Ставрогин серьезно посмотрел на него. – А что ж, убейте, – проговорил он тихо, почти примирительно. – Фу, черт, какую ложь натащит на себя человек! – так и затрясся Петр Степанович. – Ей-богу бы убить! Подлинно она плюнуть на вас должна была!.. Какая вы «ладья», старая вы, дырявая дровяная барка на слом!.. Ну хоть из злобы, хоть из злобы теперь вам очнуться! Э-эх! Ведь уж всё бы вам равно, коли сами себе пулю в лоб просите? Ставрогин странно усмехнулся. – Если бы вы не такой шут, я бы, может, и сказал теперь: да… Если бы только хоть каплю умнее… – Я-то шут, но не хочу, чтобы вы, главная половина моя, были шутом! Понимаете вы меня? Ставрогин понимал, один только он, может быть. Был же изумлен Шатов, когда Ставрогин сказал ему, что в Петре Степановиче есть энтузиазм. – Ступайте от меня теперь к черту, а к завтраму я что-нибудь выдавлю из себя. Приходите завтра. – Да? Да? – Почем я знаю!.. К черту, к черту! И ушел вон из залы. – А пожалуй, еще к лучшему, – пробормотал про себя Петр Степанович, пряча револьвер. IIIОн бросился догонять Лизавету Николаевну. Та еще недалеко отошла, всего несколько шагов от дому. Ее задержал было Алексей Егорович, следовавший за нею и теперь, на шаг позади, во фраке, почтительно преклонившись и без шляпы. Он неотступно умолял ее дождаться экипажа; старик был испуган и почти плакал. – Ступай, барин чаю просит, некому подать, – оттолкнул его Петр Степанович и прямо взял под руку Лизавету Николаевну. Та не вырвала руки, но, кажется, была не при всем рассудке, еще не опомнилась. – Во-первых, вы не туда, – залепетал Петр Степанович, – нам надо сюда, а не мимо сада; а во-вторых, во всяком случае пешком невозможно, до вас три версты, а у вас и одежи нет. Если бы вы капельку подождали. Я ведь на беговых, лошадь тут на дворе, мигом подам, посажу и доставлю, так что никто не увидит. — 337 —
|