– Сейчас увидите, с кем я живу, – пробормотал Кириллов, – входите. Едва вошли, Верховенский тотчас же вынул из кармана давешнее анонимное письмо, взятое у Лембке, и положил пред Ставрогиным. Все трое сели. Ставрогин молча прочел письмо. – Ну? – спросил он. – Этот негодяй сделает как по писаному, – пояснил Верховенский. – Так как он в вашем распоряжении, то научите, как поступить. Уверяю вас, что он, может быть, завтра же пойдет к Лембке. – Ну и пусть идет. – Как пусть? Особенно если можно обойтись. – Вы ошибаетесь, он от меня не зависит. Да и мне всё равно; мне он ничем не угрожает, а угрожает лишь вам. – И вам. – Не думаю. – Но вас могут другие не пощадить, неужто не понимаете? Слушайте, Ставрогин, это только игра на словах. Неужто вам денег жалко? – А надо разве денег? – Непременно, тысячи две или minimum полторы. Дайте мне завтра или даже сегодня, и завтра к вечеру я спроважу его вам в Петербург, того-то ему и хочется. Если хотите, с Марьей Тимофеевной – это заметьте. Было в нем что-то совершенно сбившееся, говорил он как-то неосторожно, вырывались слова необдуманные. Ставрогин присматривался к нему с удивлением. – Мне незачем отсылать Марью Тимофеевну. – Может быть, даже и не хотите? – иронически улыбнулся Петр Степанович. – Может быть, и не хочу. – Одним словом, будут или не будут деньги? – в злобном нетерпении и как бы властно крикнул он на Ставрогина. Тот оглядел его серьезно. – Денег не будет. – Эй, Ставрогин! Вы что-нибудь знаете или что-нибудь уже сделали? Вы – кутите! Лицо его искривилось, концы губ вздрогнули, и он вдруг рассмеялся каким-то совсем беспредметным, ни к чему не идущим смехом. – Ведь вы от отца вашего получили же деньги за имение, – спокойно заметил Николай Всеволодович. – Maman выдала вам тысяч шесть или восемь за Степана Трофимовича. Вот и заплатите полторы тысячи из своих. Я не хочу, наконец, платить за чужих, я и так много роздал, мне это обидно… – усмехнулся он сам на свои слова. – А, вы шутить начинаете… Ставрогин встал со стула, мигом вскочил и Верховенский и машинально стал спиной к дверям, как бы загораживая выход. Николай Всеволодович уже сделал жест, чтоб оттолкнуть его от двери и выйти, но вдруг остановился. – Я вам Шатова не уступлю, – сказал он. Петр Степанович вздрогнул; оба глядели друг на друга. – Я вам давеча сказал, для чего вам Шатова кровь нужна, – засверкал глазами Ставрогин. – Вы этою мазью ваши кучки слепить хотите. Сейчас вы отлично выгнали Шатова: вы слишком знали, что он не сказал бы: «не донесу», а солгать пред вами почел бы низостью. Но я-то, я-то для чего вам теперь понадобился? Вы ко мне пристаете почти что с заграницы. То, чем вы это объясняли мне до сих пор, один только бред. Меж тем вы клоните, чтоб я, отдав полторы тысячи Лебядкину, дал тем случай Федьке его зарезать. Я знаю, у вас мысль, что мне хочется зарезать заодно и жену. Связав меня преступлением, вы, конечно, думаете получить надо мною власть, ведь так? Для чего вам власть? На кой черт я вам понадобился? Раз навсегда рассмотрите ближе: ваш ли я человек, и оставьте меня в покое. — 266 —
|