Шатов выслушал нахмуренно и злобно. Нервный недавний испуг оставил его совсем. – Я не признаю никакой обязанности давать черт знает кому отчет, – проговорил он наотрез, – никто меня не может отпускать на волю. – Не совсем. Вам многое было доверено. Вы не имели права прямо разрывать. И, наконец, вы никогда не заявляли о том ясно, так что вводили их в двусмысленное положение. – Я, как приехал сюда, заявил ясно письмом. – Нет, не ясно, – спокойно оспаривал Петр Степанович, – я вам прислал, например, «Светлую личность», чтобы здесь напечатать и экземпляры сложить до востребования где-нибудь тут у вас; тоже две прокламации. Вы воротили с письмом двусмысленным, ничего не обозначающим. – Я прямо отказался печатать. – Да, но не прямо. Вы написали: «Не могу», но не объяснили, по какой причине. «Не могу» не значит «не хочу». Можно было подумать, что вы просто от материальных причин не можете. Так это и поняли и сочли, что вы все-таки согласны продолжать связь с Обществом, а стало быть, могли опять вам что-нибудь доверить, следовательно, себя компрометировать. Здесь они говорят, что вы просто хотели обмануть, с тем чтобы, получив какое-нибудь важное сообщение, донести. Я вас защищал изо всех сил и показал ваш письменный ответ в две строки, как документ в вашу пользу. Но и сам должен был сознаться, перечитав теперь, что эти две строчки неясны и вводят в обман. – А у вас так тщательно сохранилось это письмо? – Это ничего, что оно у меня сохранилось; оно и теперь у меня. – Ну и пускай, черт!.. – яростно вскричал Шатов. – Пускай ваши дураки считают, что я донес, какое мне дело! Я бы желал посмотреть, что вы мне можете сделать? – Вас бы отметили и при первом успехе революции повесили. – Это когда вы захватите верховную власть и покорите Россию? – Вы не смейтесь. Повторяю, я вас отстаивал. Так ли, этак, а все-таки я вам явиться сегодня советую. К чему напрасные слова из-за какой-то фальшивой гордости? Не лучше ли расстаться дружелюбно? Ведь уж во всяком случае вам придется сдавать станок и буквы и старые бумажки, вот о том и поговорим. – Приду, – проворчал Шатов, в раздумье понурив голову. Петр Степанович искоса рассматривал его с своего места. – Ставрогин будет? – спросил вдруг Шатов, подымая голову. – Будет непременно. – Хе-хе! Опять с минуту помолчали. Шатов брезгливо и раздражительно ухмылялся. – А эта ваша подлая «Светлая личность», которую я не хотел здесь печатать, напечатана? — 243 —
|