|
– Как ты думаешь, сколько мне лет? – спросила небольшая девочка, перепрыгивая с одной ноги на другую, потряхивая темными кудрями и поглядывая на меня сбоку большим серым глазом… – Тебе-то? А так я думаю, что тебе лет пятьдесят. – Нет, серьезно. Ну, пожалуйста, скажи. – Тебе-то? Лет восемь, что ли? – Что ты! Гораздо больше: восемь с половиной. – Ну?! Порядочно. Как говорится: старость не радость. Небось, и женишка уже припасла? – Куда там! (Глубокая поперечная морщина сразу выползла откуда-то на ее безмятежный лоб.) Разве теперь можно обзаводиться семьей? Все так дорого. – Господи, Боже ты мой, какие солидные разговоры пошли!.. Как здоровье твоей многоуважаемой куклы? – Покашливает. Я вчера с ней долго сидела у реки. Кстати, хочешь, на речку пойдем, посидим. Там хорошо: птички поют. Я вчера очень комичную козявку поймала. – Поцелуй ее от меня в лапку. Но как же мы пойдем на реку: ведь в той стороне, за рекой, стреляют. – Неужели ты боишься? Вот еще глупый. Ведь снаряды не долетают сюда, это ведь далеко. А я тебе зато расскажу стих. Пойдем? – Ну, раз стих – это дело десятое. Тогда не лень и пойти. По дороге, ведя меня за руку, она сообщила: – Знаешь, меня ночью комар как укусит, за ногу. – Слушаю-с. Если я его встречу, я ему дам по морде. – Знаешь, ты ужасно комичный. – Еще бы. На том стоим. На берегу реки мы преуютно уселись на камушке под развесистым деревцем. Она прижалась к моему плечу, прислушалась к отдаленным выстрелам, и снова та же морщинка озабоченности и вопроса, как гнусный червяк, всползла на чистый лоб. Она потерлась порозовевшей от ходьбы щечкой о шершавую материю моего пиджака и, глядя остановившимися глазами на невозмутимую гладь реки, спросила: – Скажи, неужели Ватикан никак не реагирует на эксцессы большевиков?.. Я испуганно отодвинулся от нее и поглядел на этот розовый ротик с будто чуть-чуть припухшей верхней губкой, посмотрел на этот ротик, откуда только что спокойно вылетела эта чудовищная по своей деловитости фраза, и переспросил: – Чего, чего? Она повторила. Я тихо обнял ее за плечи, поцеловал в голову и прошептал на ухо: – Не надо, голубчик, об этом говорить, хорошо? Скажи лучше стихи, что обещала. – Ах, стихи! Я и забыла. О Максе: Максик вечно ноет, Максик рук не моет, У грязнухи Макса Руки, точно вакса. Волосы, как швабра, Чешет их не храбро… – Правда, комичные стишки? Я их в старом «Задушевном Слове» прочитала. — 264 —
|