* * *– К вам я, Алексей Сергеич… – Что еще? Говорил я, кажется, что не люблю, когда ты на дом приходишь. Не хорошо – увидать могут. Если нужно что, можешь в редакции поманить пальцем в темный уголок – попросишь, что нужно. – День-то какой нынче, Алексей Сергеич! – А что – дождь? – Изволили читать сегодня? Тысячный фельетон у меня идет. – Ну? – Можно сказать – праздник духа. – Да ты говори яснее: гривенником больше хочешь за строчку по этому случаю? – За это я вашим вечным молитвенником буду… А только – день-то какой! – Да тебе-то что нужно? – Поздравьте, Алексей Сергеич! – Удивляюсь… Ну, скажи – зачем тебе это понадобилось? Меньшиков переступил с ноги на ногу. – Хочу, чтобы, как у других… Тоже, если юбилей, то поздравляют. – Глупости все выдумываешь! Иди себе с богом! * * *Придя в редакцию, Меньшиков подошел к столу Розанова и протянул ему руку. – Здравствуйте, Василь Васильич! Близорукий Розанов приветливо улыбнулся, осмотрел протянутую руку и повел по ней взглядом до плеча Меньшикова. С плеча перешел на шею, но когда дошел до лица, то снова опустил взгляд на бумагу и стал прилежно писать. – Я говорю: здравствуйте, Василь Васильич! – …Брак не есть наслаждение… – бормотал Розанов, скрипя пером. – Брак есть долг перед вечным… От напряженного положения протянутая рука Меньшикова стала затекать. Опустить ее сразу было неловко, и он сделал вид, что ощупывает карандаш, лежавший на подставке. – Странный карандашик… Таким карандашиком неудобно, я думаю, писать… Меньшиков опустился на стул, рядом со столом Розанова, и беззаботно заговорил: – А я сегодня тысячный фельетон написал. Ей-богу. Можете поздравить, Василь Васильич… Много написал. Были большие фельетоны и маленькие были. Да-с… Сегодня меня, впрочем, уже многие поздравляли: швейцар Никита – этакий славный чернозем! Алексей Сергеич поздравляли… – Всякое половое чувство должно быть радостным и извечным… – бормотал, начиная новую страницу, Розанов. – Я уж так и решил, Василь Васильич: напишу фельетон о печати! Хе-хе! Изволили читать? Вы где, на даче в этом году живете? Впрочем, я думаю, что разговор со мной отвлекает вас? Ухожу, ухожу. Люблю, знаете, с приятелем в беседе старое вспомнить… До свиданья, Василий Васильич… Меньшиков протянул опять руку, подержал ее три минуты, потом потрогал пресс-папье и сказал одобрительно: – Славное пресс-папье! Старческими шагами побрел к кабинету А. Столыпина. — 30 —
|