|
Жрец от неожиданности сразу не нашелся, что ответить. Зато Хун-Ахау уже более спокойно, уверенно продолжал: — Уходи! Вам не удастся погубить этого ребенка. Довольно убивать людей. И богам уже стало тошно смотреть на вас. Смотреть, как жрец каменным ножом рассекает жертве грудь. А потом своей грязной лапой схватывает сердце невинной жертвы и, подобно дикому зверю, вырывает его из груди, еще живое… Еще бьющееся… Даже боги содрогаются, когда жрецы смазывают их лица свежей кровью только что заколотого ими человека. Ни в чем не повинного! Довольно! Хватит! А если вам так уж хочется, то убивайте друг друга, а нас и наших детей больше не смейте трогать! Жрец из Копана, никогда не слышавший таких дерзких слов, от ярости запрыгал на месте, закричал, точно его только что ужалила ядовитая змея. Он угрожал жителям Чаламте небывалой карой богов. Он выкрикивал чудовищные проклятия нараспев, то вздымая, то опуская руки. Глаза его сверкали, и старый, привычный страх снова зашевелился в душах многих людей. А вдруг эти страшные угрозы сбудутся? Чей голос ближе к уху богов, из чьих рук они привыкли получать жертвы? Что делать? «Что делать?» — лихорадочно думал и Хун-Ахау. И решился. Став прямо перед разъяренным жрецом, крикнул ему: — Убей меня! Жрец, как будто споткнувшись на полуслове, замолчал. Его глаза быстро перебегали с лица на лицо, стараясь понять смысл происходящего. Воспользовавшись молчанием, Хун-Ахау продолжал: — Ты угрожаешь нам ужасами в будущем за то, что мы хотим нарушить ваши законы. Так покажи свою силу, убей меня сейчас, здесь же! Пусть кара богов падет на мою голову, но сразу же, зачем ждать долгие годы? Вот я перед тобой и жду! Я вызываю гнев богов на себя! Пусть я умру сейчас же! Но если этого не будет, то твои боги бессильны и тогда я убью тебя! Я жду! И все окружающие увидели, что на лице жреца явственно показался страх. Хун-Ахау медленно поднял свой нефритовый топор, с которым он никогда не расставался, и, когда противник, не выдержав напряжения, повернулся, чтобы бежать, свалил его одним ударом. Победный крик разнесся над селением; страхи сразу были позабыты. Правда, не всеми. — Что ты наделал, несчастный! — в ужасе завопил батаб. — Теперь мы все погибнем, — вторил ему Хапай-Кан. Но Хун-Ахау, высоко подняв топор, снова обратился к толпе: — На Копан! Пойдем из селения в селение, пойдем в Киригуа! К нам присоединятся рабы. И все вместе — на Копан! Сметая батаба, жреца и нескольких оставшихся на их стороне стариков, люди двинулись за Хун-Ахау. Вышли на белую дорогу, оставляя позади и Чаламте, и всю свою прошлую жизнь. — 153 —
|