Итак, нам с Писарро досталась первая и самая опасная работа: ударом в лоб, без прикрытий, нужно было захватить могучую артиллерию. Писарро поэтому сказал несколько ободряющих слов и дал точную инструкцию: биться из всех сил, пока не захватим пушки, затем повернуть их, приставить наших артиллеристов: Месу, "Сицилийца", Усагре и Арбенгу и пустить ее против расположения Сальватьерры. Эх, если бы у нас было чудное снаряжение наших врагов! Многие из нас в эту минуту дали бы все свое достояние за лучший шлем, лишний нагрудник или иные какие-либо хорошие доспехи! Что касается меня, то, будучи в хороших отношениях с Сандовалем, я упросил его разрешить мне примкнуть к его отряду после взятия пушек, ежели я, конечно, останусь в живых. В глубокой темноте, чутко прислушиваясь, сидели мы как бы "отдыхая", а на самом деле предаваясь не очень веселым мыслям; хорошо бы было подкрепиться, но у нас не было ни крошки еды. Вдруг подбежал один из дозорных с вопросом, не слышали ли мы чего. Мы ответили отрицательно; но почти в тот же момент начальник караула объявил, что исчез Гальегильо, тот самый перебежчик, которого послал Дуэро, что он, значит, был лазутчиком, наши намерения скоро станут известны Нарваэсу, а посему Кортес дал приказ немедленно выступать. Действительно, зарокотал барабан, заиграла флейта, и наш отряд вместе с другими двинулся вперед. Впрочем, насчет Гальегильо вышла ошибка: никуда он не бежал, а тихонько спал, целиком укрывшись каким-то плащом, ибо холод и дождь были ему еще непривычны. Боевая музыка немедленно была приостановлена, но продвижение продолжалось, хотя и менее спешно. Но вот мы подошли к реке и наткнулись на первый передовой пост. Одного мы захватили, но другой вырвался и поднял тревогу... Никогда не забуду, как мы переходили реку, сильно раздувшуюся от дождей: ни зги не видно, ноги то и дело обрываются, тяжелая ноша мешает и тянет в воду. Но раздумывать было некогда. С величайшей резвостью бросились мы на пушки, так что в общей суматохе враг мог выстрелить лишь из четырех; три ядра просвистели над нашими головами, четвертое, увы, попало в цель и уложило троих товарищей. Быстро справились мы с артиллеристами и охраной из конницы Нарваэса и, как приказано, заставили играть взятые пушки против врага. Не менее счастливо шло дело у Сандоваля. Шаг за шагом, несмотря на отчаянное сопротивление Нарваэса, он поднимался по ступеням большого си [(пирамиды храма)]; когда же Писарро с нами пришел ему на помощь, натиск еще усилился, и вот тут-то мы и поняли, какой великий смысл имела забота Кортеса о более длинных копьях. Вдруг послышался возглас Нарваэса: "Санта Мария! Я умираю, удар пришелся в глаз!" В ответ прогремело наше: "Победа! Победа! Именем Духа Святого пал Нарваэс!" И все же мы не скоро справились бы с захватом громадного си, если бы высокий Мартин Лопес, строитель наших бригантин, не изловчился каким-то чудом зажечь скирды соломы, расположенные на самой верхней платформе си. Эх, как посыпались сверху люди Нарваэса; сбежал и он сам, и первым схватил его некто Педро Санчес Фарфан. Сейчас же прогремел радостный крик: "Да здравствует император и его полководец Кортес! Победа! Нарваэс пал!" — 134 —
|